– Зефирка… проснись, ты нужна мне!
Просьба Дориана заглушила шелест ветвей. Меня тянуло назад, словно кто-то накинул на мое тело лассо и пытался выдернуть меня из пропасти.
– Иди. – Артур склонился ко мне, и наши лбы соприкоснулись. – Победи Александра, измени пророчество и спаси мир фейри. В этом твое истинное предназначение. Ты не бомба, Агнес, ты – сапер.
Я зарыдала, заливая рубашку брата слезами. Он в последний раз крепко прижал меня к груди, прежде чем навсегда отстраниться. Очертания Артура начали расплываться, словно я смотрела на него через отражение в покачивающейся воде.
– Мы еще увидимся? – надрывно прошептала я, сдерживая сокрушающую муку от близкой разлуки.
– Обязательно, – пообещал брат. – Когда настанет твое время. А я пока подожду здесь.
Меня словно вытащили из ледяной пучины океана. В груди разрослась необъятная дыра, но эмоции возвращались, сердце билось, и я судорожно задышала.
С кислородом пришла боль. Все тело горело, а кости выкручивало. Я застонала, и что-то мокрое и холодное легло мне на лоб. Собираясь с духом, я попробовала распахнуть глаза, но веки не слушались. Мою руку нежно растирали, вокруг меня кто-то суетился.
Я окунулась в источник силы, ожидая нащупать разбитый колодец или растерзанную клетку, но ничего не обнаружила. Магия больше не обитала внутри меня. Раньше она сращивалась со мной, только когда я позволяла силе выплескиваться в вены, но сейчас магия просто стала мной, как тогда на поляне с Дорианом.
Мне даже не пришлось взывать к ней, благая сила сама растеклась по клеткам, унимая боль. Глаза уставились в темноту. Я лежала на кровати, а в изножье тихо плакала Бриэль, промокая нос кружевным платочком.
– Агнес, – неверяще произнесла она и, убрав с моего лба тряпку, ласково погладила по щеке, – ты вернулась. – В ее мелодичном голосе звучало столько облегчения, что меня затопило волной искренней любви.
Я сглотнула, смачивая пересохшее горло, чтобы ответить принцессе, и попыталась сесть, приподнявшись на трясущихся руках.
– Артур заставил меня. – Тихий плач Бри взорвался новым приступом всхлипов и судорожных вдохов. – Ты должна раскрыть свое сердце, Бриэль, ради него.
В темноте сверкнуло помолвочное кольцо, все еще надетое на тоненький пальчик принцессы, она нервно прокрутила его, но, совладав с собой, понимающе закивала.
Я хотела обнять подругу, но, потянувшись, отметила, что кожу неприятно пощипывает. Я внимательно осмотрела свои ладони. Кровоточащих порезов больше не было, но местами алели пятна, напоминающие след от недавно затянувшихся ран. Взгляд скользнул выше по оголенным плечам и открытым участкам груди. Их также украшали исчезающие рубцы. Потом мой взор переместился на окружающий интерьер, и будоражащий страх иголочками забегал по позвоночнику.
– Почему мы в Салихейме? – спросила я, в темноте узнав свою гостевую комнату в королевской резиденции. На меня нахлынуло воспоминание, где меня звал отец. – И что здесь делает Маркус?
Бриэль подала мне стакан воды с резной тумбочки, уловив слишком низкие нотки в осипшем голосе. Я залпом его осушила и с грохотом поставила обратно. Подруга слишком долго не отвечала, играя на моих расшатанных нервах, да и странно, что рядом со мной больше никто не дежурил.
– Бри? – с нажимом потребовала я ответа, и мои пересохшие губы треснули.
– Мне было велено молчать, если ты проснешься. Прости, я не могу нарушить приказ брата. Эллин сам тебе все объяснит. – Принцесса встала и, сжимая край голубого рукава, попятилась к двери. – Он сейчас на Королевском Совете, я оповещу их с Дорианом о твоем пробуждении. – С этими словами Бриэль выпорхнула за дверь, оставив меня в полном замешательстве.
Мне требовалось скорее передать Эллину сведения, полученные от брата. Желая догнать принцессу, я свесила босые ноги с кровати, но быстро поняла, что рано возомнила себя стальной леди.
Боль ушла, но ощущение, будто по мне проехался асфальтоукладчик, осталось. К тому же недавнее ранение не позволяло вдохнуть в полную силу.
Ступни все же встали на холодный пол. Склеенные кровью волосы упали на лицо, я отбросила их назад и, обнимая себя руками, осторожно побрела в купальню.
Уничтожающие мысли о том, что Артура больше нет, ранили больнее любого из известного в мире оружия.