Я любила читать. Но совсем не классику, и конечно же не про то, как стать послужной женой какого-нибудь князя. А её готовили так, словно на ней когда-то женится принц.
Ну, правда же, какие в наши времена остались принцы? Это даже смешно.
Но сама Маришка, верила. Или, по крайней мере не показывала сомнений на счёт решений нашего отца.
Решив, что я имею право быть свободной, раз меня воспитали не они, я не накидываю сверху накидку и иду вниз так. И все потому, что я хочу показать отцу, что мне уже двадцать и я сама способна думать, как мне жить.
В Нью-Йорке у меня сложилась своя жизнь, я учусь и работаю. Пускай работа официанта — временное занятие, и пусть это не престижно, но я по крайней мере что-то зарабатываю сама. Потом, когда я окончу университет, смогу найти другое место, по профессии, возможно, я сама открою школу.
Но, это мечты, которые я хочу воплотить в жизнь.
А сейчас, меня ждут в столовой.
С гулко стучащим сердцем я иду через гостиную, держа путь к столовой, которая находится в холле, сразу направо после того, как попадаешь в этот дом.
— Милая!.. — мама замечает моё платье и замирает со столовыми приборами в руке.
Маришка помогает ей, и тоже заметив мои открытые плечи, приоткрывает рот.
— Детка, это же... Твой отец придёт в бешенство, когда увидит. Ты же не хочешь огорчить его?
Зачем мне стараться для чужого мне человека? Разве он подумал, когда отсылал нас с Томасом в Австрию?
Ну, хорошо, благодаря этому я выучила немецкий язык. Но это не делает меня счастливой, или хотя бы довольной.
Пройдя к столу, я не предлагаю помощь матери, так как на неё я тоже держу давнюю обиду, и сажусь подальше от главенства стола.
Папа выберет одну из сторон, по другую сядет мама. И я не знаю, на какую сторону сядет он.
Я храбрюсь, и все же, в душе меня трусит.
— Эм... Я же не надела ничего такого, это всего лишь открытый сарафан. С длинным подолом, закрытые ноги, только руки...
В доказательство я веду одной рукой по коже другой.
— Это же не нарушение правил.
Мама складывает все приборы на стол и строго выпрямляется.
— Майя, я надеюсь, ты все ещё девственница?
От её прямого вопроса я ахаю, и даже появление моего отца на лестнице, не спасает меня от его прямого раздражённого взгляда.
Как она только могла подумать?..
— Я... Я...
Я несколько раз пытаюсь дать ответ, но от шока, слова не идут из горла.
Папа проходит к столовой и застывает с тростью в руке.
На нем, как всегда темно-серый костюм, который давно не носят в современном мире, их специально шьёт мистер Казбек, выходец из России, на сколько я знаю.
Давным-давно, ему пришлось перебраться в Штаты, кажется от прятался от преследования каких-то бандитов, в других штатах мистеру Казбеку не давали жить. И он волей случая попал сюда, в Калифорнию.
На карте, наш уголок именуется как Долина Смерти (Death Valley). Будто здесь есть только пустые земли занесённые песком. И мало кто откроет тайну о том, какие леса здесь растут и какая плодородная тут почва.
104 градуса по Фаренгейту (40 по Цельсию), не мешает животным и растениям плодиться здесь и расти.
Мистер Казбек, оказался мастером на все руки, особенно у него хорошо получалось шить одежду.
Я оглядываю отца и замечаю, что седых волос на голове стало больше.
Сейчас ему пятьдесят, но выглядит он намного старше своих лет.
— Майя? — словно не веря, он произносит моё имя, недовольно разглядывая мою одежду. — Что это на тебе надето, дочь дьявола?
Я внутренне сжимаюсь, но пытаюсь выдержать его взгляд.
— Святые небеса... Надеюсь, ты не ходила в таком виде в своём Нью-Йорке?
Возмущаясь негромко, хотя я ожидала, что ад разверзнется и поглотит меня от недовольства отца, он идёт ко мне и обняв, целует меня в лоб.
Сказать, что я в шоке, значит промолчать.
— Девочка моя, прикройся. Господи ты, боже мой. Что скажут люди, если увидят тебя в таком виде?
Мама с Маришкой снова принимаются за сервировку стола, и она ничего не добавляет к своим словам, видимо, чтоб не обострять ситуацию при отце.
Мне становится стыдно от его разочарования во мне.