- Ублюдки, - пробормотала я - чтоб вы сгнили в аду, каждый из вас.
Глубокий вдох. Выдох. Время действовать. В деланно-приподнятом настроении я вплыла в затемненную мамину комнату, поставив кувшин рядом с чашей, на комоде.
- Доброе утро. Как ты себя чувствуешь?
Луч солнца заглянул через поломанные ураганом жалюзи, осветив ее лицо. Она выглядела такой крошечной в своей большой кровати с балдахином, тень от той женщины, которой она была до Вспышки. Ее впалые щеки выглядели гораздо бледнее, чем вчера. Если бы у нее действительно была внутренняя травма, как она предполагала, то это означало бы, что ее кровь соберется в пестрые, мясистые синяки под эластичным бинтом.
- Ты готова к тому, чтобы я сменила твою повязку?
Если я заплачу, когда это увижу, я буду вечно себя ненавидеть. Если я дрогну, в любом случае...
Когда я села рядом с ней на кровать, она подняла руку чтобы обхватить мое лицо.
- Как ты, дорогая?
Моя нижняя губа слегка задрожала. Как сильно я хотела поговорить с мамой, чтобы рассказать ей все то, что было у меня на душе. Я слышу более десятка голосов. Если я сплю, то меня мучают кошмары. Наши продовольственные запасы подходят к концу. Даже сейчас я дрожу от усилия, чтобы не разгромить свою комнату, и не выбежать на улицу, с разочарованием крича навстречу ветру. Наши лошади умирают от голода. Тебе становится хуже. Ты умираешь? Вместо этого я сказала:
- Как я? Лучше не бывает! Сегодня у нас гороховый суп. - Мой спектакль никого не мог обмануть, но я решила попытаться ее убедить. - Итак, давай посмотрим, что тут у нас.
Я положила ее руки на свои плечи, мягко помогая ей сесть, одновременно взбивая подушки за ее спиной. Пот бисером покрывал ее лицо. От усилий? Или чтобы не кричать от боли? Мы обе были актрисами, игравшими свои роли. И, что еще хуже, мы обе это знали.
Я начала разворачивать ее бинты, обнаружив, что материал влажный от пота. Каждое утро я меняла ей повязку. С тех пор как она подверглась нападению. Неделю назад, она уехала проверить уровень воды в колодце нашего умершего соседа. Один из наших водяных насосов плевался песком, издавая звуки, как соломинка на дне молочного коктейля. Итак, она решила узнать, в чем дело, выйдя из дома рано утром, когда я спала. В записке, которую она оставила, когда уезжала, она писала, что Аллегра, едва могла везти ее, а тем более нас обеих, и заверила меня, что Бэгмены не выйдут на дневной свет. Пока у нее есть соль и если она доберется до захода солнца, она в безопасности. Ни одна из нас, даже не видела Бэгменов, за исключением моих рисунков. Сначала я каменела от ужаса, боясь, что они захватят нас, но месяц прошел, а они не появлялись. Так что я не впала в истерику, когда нашла ее записку.
Чтобы занять себя, я сделала тщательную уборку в доме. Я не могла оставаться среди пепла, который накопился везде, во мне росло отвращение, что я могу дышать чьими-то кремированными останками. Пока я работала, мама была в милях от меня, и наткнулась на трех Бэгменов в насосной. Двое из них лизали воду, стоя на верху скважины. Третий стоял между ней и дверью. Он выбил соль из ее руки, так что мама оказалась безоружна, он бросился на нее, и она попыталась вытолкнуть его на солнце, вдвоем они упали на цементные ступени…
Сейчас, когда я разматывала первый слой бинта, я вспомнила, как слушала ее рассказ, онемев от ее храбрости. Задира Карен сделала их - без единого укуса долбанных Бэгменов, отделавшись всего парой ушибов ребер.
Или мы так думали.
Второй слой бинта. Как идиотка я думала, что нападение может принести пользу, быть катализатором - потрясением для того, чтобы ее напористый характера вернулся.
Третий слой. Эта задача была моим тестом, к которому я не была готова. Откуда эта мысль взялась? Позор тебе, Эви. Позор. Тебе.
Последний слой. Не смей задерживать дыхание от увиденного. Не вздыхать. Успокойся. Действуй как можно лучше.
Развернула. Я сжала губы, чтобы меня не вырвало. Глотай обратно, ты, глупая трусиха, с дурацкими дрожащими руками. Рана выглядела отвратительно. Сначала травма походила на скопление синяков. Потом она стала мягкой. Сейчас она выглядела словно плотный мешок с кровью, который вот-вот лопнет. Как опухоль, растущая из ее бока. Повязка ничем не помогала, но давала мне возможность чувствовать себя лучше, позволяя мне думать, что я могла что-то сделать.
- Она...лучше сегодня, - выдохнула я, - я действительно так думаю. С трясущимися коленями я подошла к античному кувшину и чаше - раньше мы использовали их как причудливые декоративные украшения. Теперь вернули в эксплуатацию. Когда я мочила ткань, чтобы очистить ее кожу, я воспользовалась моментом, чтобы собраться, глядя в зеркало на отражение ее комнаты.
Это пространство также было тенью самого себя. Бордовый и кремовый декор, богатые драпировки стен и кружево на ее кровати с балдахином были теперь серые, цвета приглушенные. Несмотря на все мои усилия, пепел продолжал прокрадываться внутрь, покрывая все, что нас окружало. Слой за слоем зола удаляла то, что мы когда-то знали, стирая то, кто мы такие. Я опустила взгляд, встречаясь глазами с мамой. О Боже, она наблюдала за мной, пока я не замечала! Позор тебе, Эви.
Она заметила проблеск беспомощного разочарования, развернувшегося внутри меня? Конечно - ее глаза блестели от слез. Но она ничего не сказала - играет свою роль.
- Давай я тебя вымою - беспечно сказала я, решив не показывать свою беспомощность. Потому что это был еще один способ не говорить что все бесполезно? Точно так же, как этот парень кайджан, однажды, описал меня. Bonne a rien. Никчемная.
Пока я мыла мамино тело, я поняла, что он был прав. Я не умею готовить, шить, ремонтировать или охотится на грызунов и змей, которые выжили. Я была неуклюжим и неэффективным сторожем. Никогда еще в истории человечества не было лучшего времени быть небесполезным. Но я не собиралась оставаться такой надолго...
Как только я закончила очистку и перебинтовала ее туловище так хорошо, как могла, я сказала:
- Мама сегодня я ухожу, чтобы найти тебе доктора. - Я так же могла сказать, что хочу найти для нее интернет - соединение. Или радугу. - Если я уеду сейчас, то смогу сделать это и вернуться до захода солнца.
Сама идея отправится подальше от этого места, в мир, посылала дрожь через меня. И я чувствовала себя виноватой. Как я могу радоваться тому, что оставлю свою маму? Должна ли я бежать от страданий в Хейвене? Каждый раз, когда я ощущала непреодолимое желание уйти, я боялась, что действительно могу оказаться в душе трусихой. Или это было что-то большее? Что если начинался Конец, конец света? Чего бы только я не дала за ответ!
Так как я перестала принимать лекарства, я начала вспоминать последнюю поездку с бабушкой. Но этих крошечных вспышек воспоминаний было недостаточно, чтобы понять смысл. Я вспомнила, как она просила меня взять ее карты Таро из сумочки, посмотреть на Major Arcana. Старших Арканов. Я вспомнила запах ее кошелька - жвачка джуси фрут и лосьон для рук из гардении. Как я перетасовывала карты, чувствуя себя такой взрослой...
- Каковы шансы, что врач найдется, Эви? - спросила мама, и даже если и найдется, у врача никогда не будет всего необходимого, чтобы вылечить меня. Будь реалисткой. - Ее голос слабее, чем вчера? - и твой замысел съездить быстро? Неделю назад Аллегра чуть не умерла, только от прогулки к соседу. Она не сможет совершить нормальную поездку сейчас.
Мама думает, что я собираюсь сидеть, сложа руки и разгадывать кроссворды вместе с ней? В последний раз, когда я сидела, сложа руки, это не очень хорошо для нас закончилось. Что если бы я смогла использовать видения, чтобы спасти друзей и близких? Черт, если бы я прислушалась к голосам в моей голове и не остановилась бы перед препятствиями, это было бы возможно. Более десятка детей говорили в моей голове в разное время, всегда так же загадочно, как Мэтью. Сегодня утром, обсуждая с мамой, что сделать на завтрак (зная, что ее воротит от всего) они разглагольствовали: