Бет-иль-Сахель, можно сказать, намного меньше, чем Бет-иль-Мтони, но тоже расположен у самого моря. В этом дворце есть нечто улыбчивое и приятное, что отражается на его жителях. Из всех жилых комнат Бет-иль-Сахеля открывается великолепный вид на воду и суда. Как хорошо я помню одну очаровательную сцену! Двери жилых комнат, которые все находятся в верхнем этаже, открываются на длинную широкую веранду, самую великолепную, которую я когда-либо видела. Эта веранда имеет крышу, которую поддерживают столбы, доходящие до земли, а вокруг всей веранды стоит балюстрада. Там было расставлено много стульев и висели цветные лампы, из-за которых по ночам дом казался волшебной страной. Через балюстраду можно было смотреть вниз, на двор, – самое шумное и полное движения место, какое можно себе представить, – который был связан с верхним этажом двумя широкими лестницами. Там весь день и всю ночь сновали то вниз, то вверх, то вверх, то вниз, и часто у подножия или у вершины лестниц роилась такая толпа, что до ступеней было трудно добраться.
В одном из углов этого двора резали, свежевали и потрошили туши – весь скот только для нужд обитателей дома: на Занзибаре каждый дом должен сам обеспечивать себя мясом. В другом углу сидели негры с бритыми головами, а рядом с ними лежали, растянувшись на земле, ленивые водоносы, которые не обращали ни малейшего внимания на настойчивые требования принести воды, пока мускулистый евнух не напоминал им неприятным образом об их обязанностях. Я знала, что эти медлительные господа мгновенно вскакивают на ноги и уносятся прочь как молния со своими кувшинами, стоит их грозным начальникам только нахмурить брови. Рядом с ними грелись на солнце няньки и подставляли его лучам своих маленьких питомцев, слух которых они услаждали сказками и историями. Кухня тоже была под открытым небом, и дым, как можно догадаться, свободно поднимался к небесам, поскольку дымовых труб на Занзибаре нет. В огромной толпе кухонных эльфов нормой были драки и путаница, и главные повара щедро раздавали оплеухи сварливым или медлительным негодяям и негодяйкам. На кухне Бет-иль-Сахеля животных жарили целиком, и однажды мне довелось увидеть рыбу такого размера, что ее внесли на двор два здоровяка негра. Мелкую рыбу во дворец приносили только корзинами, а домашнюю птицу – только дюжинами. Муку, рис и сахар считали мешками, как при оптовой торговле, а сливочное масло, которое ввозили с севера, в основном с острова Сокотра, поступало в кувшинах, весивших центнер каждый. Только пряности измерялись фунтами. Еще больше изумляло количество потребляемых фруктов. Каждый день тридцать, сорок или даже пятьдесят человек приносили на спинах груды фруктов, не считая тех, которые привозили нам на лодках с плантаций, расположенных вдоль берега. Я, вероятно, не слишком преувеличу, если скажу, что Бет-иль-Сахель потреблял в день столько фруктов, сколько вмещает железнодорожный вагон; но в некоторые дни – например, во время сбора урожая манго – спрос на них был еще больше. Рабы, которым были доверены все эти фрукты, были крайне беспечны. Они, не задумываясь о последствиях, сбрасывали тяжелые корзины со своих голов на землю, и половина содержимого оказывалась побита или раздавлена.
Дворец был защищен от моря длинной стеной, толщина которой была примерно двенадцать футов, и во время отлива некоторых из наших лошадей привязывали перед этой стеной, давая им возможность нежиться, катаясь по песку. Своих чистопородных скакунов из Омана мой отец любил огромной любовью. Он регулярно осматривал их, а если один из них заболевал, отец шел на конюшню и сам убеждался, что коня лечат правильно. Как дороги сердцу арабов их любимые лошади, я могу рассказать на примере моего брата Маджида. У него была очень красивая гнедая кобыла, и он очень сильно желал, чтобы она родила жеребенка. А когда наступило время для исполнения этой надежды, он приказал, чтобы ему сразу же сообщили о рождении жеребенка, в какое бы время дня или ночи оно ни произошло. В результате однажды ночью, примерно в два часа, нас подняли с постели – действительно заставили встать, чтобы сообщить нам об этом счастливом событии. Конюх, принесший радостное известие, получил прекрасный подарок от хозяина, которого переполняла радость. И этот случай не исключение: рассказывают, что в собственно Аравии привязанность к лошадям еще сильнее.