Что касается нашей кухни, то и в Бет-иль-Мтони, и в Бет-иль-Сахель преобладали арабские и персидские, а также турецкие кушанья, потому что в обоих жилищах жили люди разных рас. Среди них были в полной мере представлены и чарующая красота, и другая крайность. Нам была разрешена только арабская одежда, а чернокожие носили одежду народа суахили. Если черкешенка приезжала в своей развевающейся одежде или абиссинка в своих причудливых драпировках, и та и другая были обязаны в течение трех дней сменить одежду. Так же как в Германии каждая приличная женщина считает обязательными дополнениями к одежде шляпу и перчатки, на Востоке совершенно необходимо носить украшения. Это требование так строго, что украшения можно увидеть даже на нищенках, когда те просят подаяние.
В своем занзибарском дворце и в своем оманском дворце, который находился в Маскате, мой отец имел сокровищницы, полные испанских золотых монет, английских гиней и французских луидоров, но там были также все виды ювелирных и подобных им драгоценных женских украшений, от простейших безделушек до диадем, украшенных алмазами; все это было приобретено для того, чтобы быть подаренным. Каждый раз, когда в семье случалось прибавление благодаря покупке еще одной младшей жены или – очень часто – рождению нового принца или принцессы, дверь сокровищницы открывалась, чтобы новый член семьи мог получить достойные дары соответственно его или ее званию и положению. Если рождался ребенок, султан обычно посещал мать и малыша на седьмой день после рождения и тогда приносил украшения для младенца. Новоприбывшая младшая жена также получала в подарок подходящие для нее драгоценности вскоре после того, как ее покупали, и тогда же главный евнух назначал ей слуг из числа дворцовой прислуги.
Хотя сам отец жил очень просто, он был требовательным к своим домашним. Никто из нас – начиная самым старшим из детей и кончая самым младшим евнухом – не должен был появляться перед ним иначе чем в полном наряде. Мы, маленькие девочки, заплетали свои волосы во множество тонких косичек, которых иногда бывало целых двадцать. Их концы связывались вместе, и из середины свисало на спину массивное золотое украшение. Или же к каждой косичке подвешивалась маленькая золотая медаль с благочестивой надписью; эта прическа была гораздо привлекательнее. Когда мы ложились спать, с нас снимали только эти украшения, а утром надевали их снова. Пока мы, девочки, не выросли настолько, чтобы ходить под покрывалом, мы носили челки – такие, какие сейчас модны в Германии. Однажды утром я тайком убежала, не позволив причесать свою челку, и пошла к отцу за французскими леденцами, которые он каждое утро давал своим детям. Но вместо того чтобы получить ожидаемые сладости, я была выведена из комнаты оттого, что пришла не полностью готовой к выходу, и слуга отвел меня обратно на то место, с которого я сбежала. С тех пор я очень следила за тем, чтобы никогда не появляться на глазах у отца не будучи при полном параде.
Близкими подругами моей матери считались две из младших жен, которые были, как и она, черкешенками и привезены из того же округа, что и она. А у одной из этих моих черкесских мачех были двое детей, дочь Хадуджи и сын Маджид, младше дочери. Их мать договорилась с моей, что та, которая переживет другую, будет заботиться о детях обеих. Но когда Хадуджи и Маджид похоронили свою мать, они были уже достаточно взрослыми, чтобы обойтись без помощи моей. В нашей семье мальчики обычно оставались под опекой матери до восемнадцати или двадцати лет, а когда принц достигал этого возраста, то объявляли, что он стал совершеннолетним, то есть его официальное совершеннолетие наступало раньше или позже, в зависимости от того, хорошо или плохо он себя вел. После этого он считался взрослым, чего на Занзибаре желают так же горячо, как в любой другой стране. Тогда же ему преподносят в дар дом, слуг, лошадей и прочее, не считая щедрого денежного содержания, которое выплачивают раз в месяц.