— Чего ты хочешь?
Простой вопрос ставит меня в тупик, но, подумав, у меня получается сформулировать свои желания.
— Я хочу, чтобы меня больше никогда не ударяли в спину. Я хочу узнать, кто открыл на меня охоту. Хочу знать, кому я могу доверять. Я не хочу больше оказаться в углу. Никогда.
— Хорошо, — говорит Аран, поглаживая мою руку. — Мы уберем всех, кто может ударить тебя в спину. И выясним, кто желает твоей смерти. С доверием сложнее. Тех, кому можно верить, очень мало. Меньше, чем ты думаешь.
Он молчит, играя желваками и закусывая изнутри губу с одной стороны, а я смотрю, как он собирается с мыслями. Отчего-то я волнуюсь, ожидая его слов. И, чтобы успокоиться, сама прикасаюсь к руке воина, переплетая свои пальцы с его.
— Я не могу тебе обещать, что ты больше никогда не окажешься загнанной в угол. Мы оба с тобой знаем, что безопасная жизнь — это не твой случай, — Аран снова замолкает, смотрит мне прямо в глаза. — Но, если ты когда-нибудь вновь окажешься в углу, я обещаю, что ты там будешь не одна.
17
Солнце стоит еще высоко; его лучи косыми коридорами, по которым, словно небесные жители, спускаются пылинки, квадратными пятнами освещают пол. Я лежу на боку, прижавшись спиной к груди моего воина, и наслаждаюсь тем, как он перебирает пряди моих волос. Ни с чем не сравнимое ощущение, словно я оказалась в детстве, причем в таком раннем, когда обо мне заботились в обычном, а не в папенькином, понимании этого слова.
Когда солнце не будет в дороге светить,
Когда тебя будет бить градом,
Когда все миры захотят вдруг остыть,
Запомни: я буду рядом.
Аран поет красиво и проникновенно. Его низкий, немного хриплый голос обволакивает, погружает в глубину пропетых им слов. Чтобы не пропустить ни одного из них, я слушаю, затаив дыхание.
Когда птицы вдруг запоют не тебе,
Когда их проводишь ты взглядом,
Когда помечтать ты решишь о судьбе,
Поверь мне, я буду рядом.
Мелкая дрожь побегает по телу. Я уверена, что уже когда-то слышала эту песню. Более того, мне кажется, что еще чуть-чуть, и я смогу подпевать Арану.
Когда ты уйдешь далеко за порог,
Твои слова выльются ядом,
И даже когда дашь прощальный зарок…
— Ты знаешь — я буду рядом, — шепчу я. — Я знаю эту песню! Мне пели ее в детстве.
— Возможно, — улыбнувшись, пожимает плечами Аран. — Но больше никогда не проси меня петь.
Я невольно отвечаю на улыбку и — ох, едва затянувшиеся ранки на губах лопаются. Кровь сочится, собираясь в уголке губ, и мне приходится приложить ко рту шелковый платок.
— А откуда ты знаешь эту песню? — спрашиваю, почти не шевеля губами.
— Вообще-то, это песня моего народа, но ее перевели еще когда…
Он замолкает, не договаривая очевидного: когда его народ еще существовал. Я хочу как-то поддержать, подбодрить его, но Аран вдруг настораживается, прикладывает палец к губам и взглядом указывает на кольцо. Мне очень не хочется, чтобы он исчезал в эту минуту, но я послушно дотрагиваюсь до своего украшения и укладываюсь, повернувшись спиной к двери и натянув одеяло повыше.
Дверь со скрипом отворяется, полковник входит, намеренно громко топая форменными сапогами. Я жду, что сейчас он по своему обыкновению начнет меня отчитывать, и уже готовлюсь отбиваться от нападок, но вместо этого слышу удививший меня вопрос:
— Мари, вам нездоровится?
Забота в голосе полковника ставит меня в ступор. Пока я придумываю, как повести себя в этой ситуации и что ответить, мастер Ирэ обходит кровать и оказывается прямо передо мной. При взгляде на меня его лицо вытягивается, от чего разглаживаются едва заметные морщинки, прорезавшие кожу от крыльев носа к уголкам губ и ниже, к подбородку. Он какое-то время просто смотрит на меня, а потом вдруг неожиданно опускается рядом на кровать.
— Что же с тобой опять произошло?
— Упала, мастер Ирэ, — в платок отвечаю я.
Он кивает и отворачивается. Сцепив руки в замок и опершись локтями о колени, он сидит и рассматривает пол пустым взглядом. Кажется, мои злоключения все же доконали железного полковника.
— Куратор, можно я не пойду сегодня на лекции? — пока Хаган Ирэ находится в прострации, я решаю попробовать санкционировать свой прогул.
— Я не знаю, что с тобой делать, Мари, — вместо ответа тяжело вздыхает полковник.