«Какой пример, если бы только о нём знали, давала эта столь достойная семейная жизнь, полная такой нежности! Но как мало людей о ней подозревали!» Это слова Пьера Жильяра, находившегося в тесном контакте с царской семьёй, укрытой от посторонних взоров и равнодушной к общественному мнению.
Центром дружной семьи был конечно же Алексей. Сёстры обожали его, родители боготворили. Он, словно барометр, определял погоду в доме: когда хорошо себя чувствовал, дворец преображался и всё вокруг казалось радостным и светлым.
Атмосферу семейного тепла и счастья поддерживала, как могла, мать-императрица, для которой её семья была самым важным в жизни. Никогда дети не видели сердитого взгляда или раздражённого слова между родителями. Для отца их мать всегда была «солнышко» или «родная», а она открыто боготворила своего избранника. Их отношения можно назвать нежным и трогательным романом двух глубоко любящих людей. Как-то, накануне своего дня рождения, Александра написала мужу: «Любимый мой, мне не нужно подарка. Твоя любовь для меня больше, чем всё, что ты мог бы мне подарить». Он был для неё любимым человеком, мужем, отцом её детей.
«Ах, если бы дети наши могли бы так же быть счастливы в своей супружеской жизни», — писала Александра Фёдоровна в своих письмах.
Со своим мужем принцесса-царица разлучалась редко, но если это и случалось, то часто писала ему письма, обращаясь с самыми нежными словами:
«Моё милое сокровище, мой родной...»
«Мой любимый из любимых...»
«Мой муженёк, ангел дорогой».
И подписывалась очень трогательно:
«Всегда твоя жена «солнышко».
«Вся твоя маленькая жёнка».
«Покрываю тебя нежными поцелуями и остаюсь твоей собственной».
Когда началась Первая мировая война и Николай II длительное время находился вдали от семьи в Ставке главнокомандования, в своих письмах, проникнутых тревогой за своего суженого, Александра Фёдоровна жаловалась на своё женское одиночество. Каждую разлуку с мужем она воспринимала чуть ли не как драму. «Мой ненаглядный, — писала она ему тут же вдогонку, — как ужасно чувствовать одиночество после твоего отъезда. Хоть со мной и остались наши дорогие дети, с тобой уходит часть моей жизни, — мы с тобой одно». Помимо посылаемых телеграмм она почти ежедневно писала ему, отражая в письмах и свои весьма интимные чувства:
«Ты мне будешь больно недоставать, мой собственный, дорогой. Спи хорошо, моё сокровище, моя постель будет, увы, так пуста...»
«Я жажду обнять тебя и положить свою голову тебе на плечо. Я томлюсь без твоих поцелуев, без твоих рук. Только ты, мой застенчивый влюблённый, даёшь мне поцелуи и объятия, которые возвращают жизнь».
«Посылаю тебе несколько ландышей... я поцеловала нежные цветы, и ты их также поцелуй...»
Таков лирический тон её писем, таков настрой её обращений к мужу после двадцати лет брака.
Письма императрицы Александры Фёдоровны были найдены в Екатеринбурге после убийства царской семьи. Они лежали в чёрном кожаном чемоданчике с выгравированными на нём инициалами — Н. А. Написаны они были по-английски, лишь некоторые слова и отдельные фразы по-русски.
Круг друзей супруги последнего российского императора был крайне ограничен. Единственным человеком, которому она всегда полностью открывала свою душу, была Анна Вырубова, пользующаяся последние десять лет её неизменным расположением и неотлучно находившаяся при царской семье. В своих мемуарах, выпущенных в Финляндии, где бывшая фрейлина и личный друг царицы, одна из самых ярых поклонниц Григория Распутина, прожила после крушения монархии в России более четырёх десятилетий, она рассказывает о тех качествах гессенской принцессы, которые либо не были известны широкой публике, либо намеренно умалчивались её недоброжелателями. В её воспоминаниях есть и такие строки:
«Часто я читала в книгах западных авторов, что царь и его семья жили в постоянном страхе, что народ ненавидел их и они справедливо боялись этой ненависти. Ничего более далёкого от правды невозможно себе представить. Никогда ни Николай II, ни Александра Фёдоровна не боялись своих людей. Их невероятно раздражал надзор полиции, обеспечивающей их безопасность, и самым большим счастьем для них было очутиться без сопровождения в толпе русских людей, которых они любили».