Не прошло и двух месяцев после кончины брата, как пришла весть о скоропостижной смерти его покровителя, светлейшего князя Григория Потёмкина. Мария Фёдоровна ценила его очень высоко: как полководца и как человека блестящего дарования. Новая скорбь затуманила её сердце. «Смерть его, — писала она в письме родителям, — есть яркий пример превратности человеческой судьбы. Этот человек, для которого ни один из дворцов не был достаточно обширен, у которого их было так много, умер, как бедняк, на траве, посреди степей. Чтобы закрыть ему глаза, один из гусаров вытащил из своего кармана медную монету — для человека, владевшего миллионами...»
В то время, когда удары судьбы сыпались на принцессу Вюртембергскую со всех сторон, начались её размолвки с любимым супругом. Всё чаще стали проявляться суровость, раздражительность и мелочность его неуравновешенного характера. В нём уже трудно было узнать живого, любезного и остроумного великого князя. Но особенно тяжёлым и оскорбительным для женского сердца Марии стало повышенное внимание Павла Петровича к её фрейлине Екатерине Нелидовой, которая как бы «встала» между ними, отодвинув добродетельную супругу великого князя на задний план.
Что же за женщина нарушила гармонию счастливого брачного союза немецкой принцессы, обладающей столькими достоинствами?
Екатерина Нелидова родилась в декабре 1756 года, воспитывалась в Смольном монастыре и принадлежала к его первому выпуску. В двадцать лет она была назначена фрейлиной к великой княгине Марии Фёдоровне, которой в то время было всего лишь семнадцать лет. Маленькая брюнетка с блестящими чёрными глазами, некрасивая, но живая, остроумная и изящная, Екатерина была полной противоположностью приехавшей в Россию немецкой принцессе — красивой высокой блондинке, строгой и степенной. С самого начала Нелидова сумела создать себе самостоятельное положение и сделаться заметнейшим лицом при великокняжеском дворе, который существенно отличался от двора императрицы. Малый двор, как его называли, был своего рода отдельным миром, где главным, конечно, был великий князь Павел Петрович: невинные удовольствия семейного быта и суровый порядок солдатской жизни в противоположность распущенным нравам большого двора.
Весёлая и живая хохотунья Нелидова участвовала почти во всех театральных представлениях, отлично играла на сцене, великолепно танцевала, и ни одно торжество в семье великокняжеской четы не обходилось без неё. Павел восхищался её грацией и умом. Со временем она стала его другом и доверенным лицом. Нелидова искусно вторила великому князю, принимая вид полнейшей откровенности и искренности и демонстрируя свою полную приверженность ему. Особенно близка она стала супругу принцессы Вюртембергской, когда в его характере наступил резкий перелом; он как бы замкнулся в себе и всплески своего необузданного гнева не умел больше сдерживать. Своенравная фрейлина великой княгини Марии Фёдоровны стала оказывать на сына императрицы большое влияние, возвеличивала его в собственных глазах, умея порой погасить его гнев какой-нибудь неожиданной выходкой или отвечая бранью на его брань. Перед Марией же она рассыпалась в заверениях преданности и даже любви, которым та доверчиво внимала. На первых порах влияние фрейлины на Павла не внушало ей ни страха, ни ревности. Но, будучи внимательным к Нелидовой, великий князь стал пренебрегать обществом своей супруги, что больно ранило любящую и безгранично преданную вюртембергскую принцессу. Да и в свете пошли разные толки. Всё происходившее при малом дворе обсуждалось в высшем свете Петербурга. Павел, возмущённый, как он уверял, ложными сплетнями, агрессивно отнёсся к неудовольствию и жалобам жены и удвоил внимание к её фрейлине, думая тем загладить несправедливость, опять же по его мнению, которую та терпела. Стали возникать постоянные недоразумения, которые больно ранили Марию Фёдоровну. Нелидова же тем временем приобретала всё большее влияние на великого князя. Немецкая принцесса вынуждена была даже пожаловаться свекрови, которая вместо ответа подвела её к зеркалу и сказала: «Посмотри, какая ты красавица, а соперница твоя — petite monstre[1], перестань кручиниться и будь уверена в своих прелестях». Сын же написал матери как бы в своё оправдание: «...Клянусь торжественно и свидетельствую, что нас соединяет дружба священная и нежная, но невинная и чистая. Свидетель тому Бог!»