Через год бабушки-императрицы не стало. Она скончалась внезапно, унеся с собой в могилу то тепло, которое так согревало оторванную от своей любимой родины и близких Луизу, ставшую великой княгиней Елизаветой Алексеевной.
...После смерти императрицы Екатерины II к власти пришёл её сын Павел, отец великого князя Александра. И сразу же всё резко изменилось. Десять дней спустя Елизавета писала своей матери:
«Дорогая мама! Я уверена, что смерть доброй императрицы тебя глубоко потрясла. Что касается меня, то могу тебя заверить, что я не перестаю о ней думать. Ты совершенно не можешь себе представить, как здесь даже самая незначительная мелочь перевёрнута вверх дном. На меня всё это произвело такое страшное впечатление, особенно в первые дни, что и меня едва ли можно узнать. Ах, какими ужасными были первые дни!..»
Но ужасными были не только первые дни. Не прошло и нескольких недель, как вся обстановка при дворе стала совершенно иной.
Придворный быт и образ жизни великокняжеской семьи преобразовались. Забыто было Царское Село с его роскошным дворцом и волшебными садами, развлечениями и шумным обществом. Царское Село заменили Гатчина и Павловск, излюбленное место пребывания нового императора и его супруги. Там всё оказалось иначе для баденской принцессы. Семейные празднества устраивались её свекровью очень скромно и отличались простотой и монотонностью. Не было раскованности и искреннего веселья, которые царили в том, другом мире. И хотя Елизавета участвовала в семейных концертах и собраниях, держалась она в тени и вносила самую скромную лепту в общее веселье... если только оно было. Всё зависело от настроения императора Павла I, который не так уж и часто бывал расположен к веселью.
Отношение к Елизавете её свекрови было хотя и ласковым, но далеко не сердечно-материнским. А дочери императрицы Марии Фёдоровны, воспитываемые строгой, педантичной княгиней Ливен, мало сближались с супругами своих старших братьев и держались от них несколько в стороне.
Контраст с прошлым был разительный. Постоянно спокойное, полное достоинства отношение заботливой бабушки великого князя Александра сменилось гневными вспышками по пустякам или резким обращением со стороны его родителей. Трудно было привыкнуть к сухому и обидному тону, свойственному императору, когда он бывал не в духе. А это случалось не так уж редко. Правда, к невестке своей он в общем-то благоволил, она напоминала ему его первую жену, родную сестру матери Елизаветы. Но непредсказуемость поведения государя ощущали на себе все его домочадцы, в том числе и молодая принцесса. «Можно себе представить, как тяжело отозвались на великой княгине Елизавете Алексеевне новые условия жизни», — пишет в своих мемуарах графиня Головина. Иногда она подвергалась такому обращению и вспышкам, которые до того «никогда и во сне не видала».
Неприязнь со стороны родителей своего супруга в очередной раз Елизавета почувствовала в связи с выходом замуж её сестры Фридерики за короля Швеции. Как уже выше говорилось, Густав IV посетил Петербург незадолго до кончины императрицы Екатерины, поскольку предполагалась его женитьба на старшей дочери Павла и Марии. Во время своего пребывания в российской столице молодой король имел случай видеть Фридерику, которая произвела на него благоприятное впечатление. Отказавшись от брака с девушкой православного вероисповедания, он поспешил в Карлсруэ, чтобы просить руки баденской принцессы. Родители согласились на столь лестное предложение, и в конце 1797 года шестнадцатилетняя сестра великой княгини Елизаветы стала шведской королевой. Маркграфиня Амалия в письмах дочери не раз просила заверить императора Павла и императрицу Марию, что брак её дочери состоялся без всяких предварительных шагов со стороны баденской семьи, а лишь по инициативе самого Густава IV. Но, несмотря на эти заверения, свекровь Елизаветы не скрывала своего неудовольствия по поводу свершившегося бракосочетания; как мать она не могла смириться с тем, что король предпочёл её дочери принцессу из Бадена. Всё это отразилось на отношении императрицы к своей невестке.