— Ты как? — спросила, наконец, я, когда тишина потребовала что-то сказать. Я не переставала при этом улыбаться, и вопрос вышел неуверенным и глупым.
Ты обогнул стол, сел на колени передо мной и взял мои руки в свои.
— Не хочу всё испортить словами, — ты поцеловам мои пальцы и по ним прошлось твоё дыхание.
— Спасибо, — кивнула я, наклоняясь и целуя тебя в макушку.
Так мы и сидели. Ты с моими руками у губ, а уткнувшись в твои волосы. Нам казалось в тот момент, и я уверена и за тебя и за себя, что чувство счастья было абсолютным.
Прошло не меньше четверти часа, прежде чем мы встали и пошли в комнату, прежде чем легли в кровать и сжав друг друга так крепко, что заболели кости, уснули.
Я помню этот вечер, как самый тёплый, как самый безумный. В тишине и такой любви, что от неё внутри и правда всё ныло и жгло, от страха за эту любовь кружилась голоса. Любовь, за которую и от которой страшно — самое странное, что могло бы произойти.
Отними у меня тебя и, быть может, я бы тогда растеряла всю свою супер-силу.
Сейчас меня позовут и разрешат к тебе войти.
Я провела столько дней, наблюдая за тобой спящим, что больше никогда не захочу смотреть на себя по утрам. Буду лежать зажмурившись и ждать, когда ты сам откроешь глаза.
Ну, я пошла.
Люблю тебя.
Глава тридцать шестая. Знакомый незнакомец
Дверь палаты распахнулась, как распахиваются кулисы перед грандиозным стартом премьеры. Там, в глубине сцены под светом пушки, окруженный софитами один человек — солист. И он исполнит ту роль, что перевернёт души многим, он заставит всех свернуть в восхищении головы и отбить ладони в аплодисментах.
И Лида замерла на пороге. Егор не слышал, как открылась дверь, он лежал повернув голову к окну и свет оттуда терялся в его волосах пыльными дорожками, будто кишащими крошечными полупрозрачными фейри. Его уже давно не украшали синяки, но лицо по прежнему было бледным, осунувшимся.
Лида топталась на пороге.
Лида не хотела упустить этот момент.
Она сделала два шага и остановилась. Он услышал, медленно обернулся и на миг её сердце упало. Ей на один короткий миг пришла на ум несчастная женщина Неля и её несчастный муж Марк. Марк — ничего после аварии не помнил, а... Егор?..
Лида ждала.
Глаза Егора будто приклеились к её лицу, его губы будто что-то беззвучно шептали, а лицо оставалось совершенно спокойным. А по её щеке, такая неуместная и странная, прокатилась слеза.
— Ты такая истеричка, — шепнул он, еле размыкая пересохшие губы. — Я всё... слышал...
Он говорил хриплым чужим голосом, совсем незнакомым. Она видела его впервые за долгое время, она слышала его впервые за ещё дольший срок. Губы её теперь уже подрагивали, торопили истерические, радостные слёзы.
— Ты просто огромная, — севшим голос произнёс Егор.
Лида окаменела, не в силах дёрнуться с места или сказать хоть слово, ей казалось, что всё рассыпется и исчезнет если это сделать. Прямо сейчас нужно молчать и смотреть, смотреть пока фильм не закончился и не пошли чёртовы титры. Он тут и говорит с ней и, пожалуй, пока этого даже много.
Внутри всё свело от нервного счастья и беспокойно стукнулся парнишка, который за прошедшие полтора месяца преуспел в искусстве акробатики и гимнастики. Лида вздрогнула от этого удара, ахнула и засмеялась, а потом бросилась вперёд, пока не замера у койки.
— Так лучше? - спросила она у живота. В ответ только тишина.
— Если бы не он, ты бы так и торчала там?
Лида кивнула.
— Ты слишком болтлив для больного... — наконец, прошипела она. Даже не прошептала, её речь мало походила на человеческую, связки явно сильно пострадали после почти трёх недель болтовни и последовавших за этим часов молчания перед палатой, с одним только дневником из собеседников.
Лида протянула руку и коснулась губ Егора, он тут же вытанул их оставляя на кончиках пальцев поцелуй. Она коснулась его скул, его бровей, его лба. Его волос.
Села на краешек кровати и ещё долго смотрела, смотрела пока не потеряла способность держаться на расстоянии и не упала на его грудь, сдавив в ужасном объятии, так что оба резко выдохнули.
Говори, говори мне хоть что-то ещё. Не затыкайся, пожалуйста, это так важно для меня...
Лида целовала его шею, подбородок скулы и губы без разбору, удерживая от резких движений его самого, опасаясь, что навредит себе, потому что чувствовала в нём нетерпение и дрожь, но он казался тонким и хрупким сейчас. Казалось, что пробуждение забрало у него столько сил, что тело усохло и уменьшилось по сравнению с тем, что Лида обнимала в последний раз.