Девочка улыбнулась, увидев напоминавший звезду цветок, такой же желтый, как песок, на которой он вырос. Присев на корточки, Анджум осторожно коснулась его лепестков. Она знала, что скоро он высохнет и будет печально шуршать на ветру пустой чашечкой, напоминая о недавнем чуде.
Она так увлеклась, что не услышала чужих шагов.
— Эй, кажется, тебя послали работать, а не рвать цветы! — раздался за спиной голос, и Анджум стремительно обернулась, а после вскочила на ноги.
Перед ней стоял Кабир. Она давно его не видела и сейчас заметила, как сильно он вытянулся. На нем были просторные штаны и длинная рубаха с кожаным поясом.
Он выглядел довольно привлекательным, но Анджум невольно подумала о том, насколько бегающий взгляд Кабира отличается от открытого, чистого взора Идриса.
— А ты как здесь оказался? — сказала она, стараясь не впускать в сердце страх.
— Я пошел за тобой.
— Зачем?
— Чтобы посмотреть, что ты станешь делать. И теперь вижу, что ты отлыниваешь от работы. Я расскажу об этом Данаб.
Анджум вспыхнула.
— Ты будешь вмешиваться в женские дела?
Кабир прищурился, и его губы растянула неприятная улыбка.
— Я хочу вмешаться в твои дела. Идриса нет, и потому тебя накажут.
— Зачем тебе это?
— Впрочем, если ты позволишь поиграть с тобой в одну игру, тогда я никому ничего не скажу, — вкрадчиво произнес он, не отвечая на вопрос.
Он сделал шаг, и она испуганно попятилась.
— Не бойся, я не сделаю тебе ничего плохого.
Протянув жадные руки, Кабир вцепился в рубашку Анджум и попытался повалить девочку на песок.
Она вырвалась с неожиданной силой, оставив в его руках лоскут ветхой ткани, и побежала по пустыне, словно преследуемый хищником дикий зверек.
Хотя Анджум мчалась стремительно, как никогда, ей все время чудилось, будто ее ноги увязают в песке. Сердце было готово вырваться из груди, а горячий ветер мгновенно высушивал слезы.
Лишь в изнеможении остановившись на краю оазиса, девочка поняла, что ее никто не преследует.
Разумеется, Анджум вернулась без саксаула и вдобавок потеряла топорик, потому получила хороший нагоняй от старшей служанки. Она никому ничего не сказала, но этот случай дал ей понять, что приносит взросление и чем чревато отсутствие защитников. Родители — она давно это чувствовала — были не в счет, а Идрис исчез из ее жизни.
Что сделали бы Гамаль и Халима, если б она рассказала им о поведении Кабира? Разволновались бы, принялись сокрушаться — и все.
Когда наступила ночь, Анджум вновь выбралась из шатра и уселась на песок.
Она посмотрела на Большой Гроб с вереницей плакальщиц 14 — созвездие, которое знал каждый араб, но столь мрачное название не нравилось девочке, и она перевела взор на Всадника 15, которого могли различить лишь самые острые глаза, а потом — на созвездие Волосы Вероники.
При взгляде в пучину Вечности, которая знала все тайны, но никогда не раскрывала их простым смертным, в голову Анджум вновь пришли болезненно-острые мысли о Байсан. Девочка коснулась того места, где синел треугольник. Сделал ли кто-нибудь татуировку ее сестре? Или теперь Байсан отличается от нее, Анджум, отсутствием этого обязательного для всех бедуинок знака?
Вот уже несколько дней шли столь редкие и долгожданные в этом краю дожди. Казалось, полуувядшие растения тянутся навстречу упругим прохладным струям.
Сидя на террасе, Франсуаза Рандель наслаждалась барабанящим звуком дождя, теплыми древесными ароматами, благоуханием оживших цветов, запахом прибитой к земле мокрой пыли, когда из пансиона явилась посланница с сообщением о том, что Жаклин заболела.
Вскочив с места, Франсуаза принялась расспрашивать, что именно произошло, но монахиня не знала подробностей. С трудом дождавшись Фернана и даже не дав ему сменить мокрую одежду, женщина велела немедленно запрягать коляску.
В кои-то дни очищенная от пыли мостовая блестела, словно политая маслом, над улицами повисла тепловатая сырость, а горизонт заволокло сеткой непрерывно моросящего дождя.
— Что могло случиться? Что? Что? — повторяла Франсуаза, не обращая внимания на то, что ей в лицо летят брызги воды, отчего поля шляпки обвисли, а пряди волос уныло свесились вдоль щек.
Фернан пытался успокоить жену, говоря, что все дети время от времени болеют, но она не слушала и ругалась на кучера, принуждая его поторапливать лошадей.