Хорошо, что я говорил с ней по телефону, думал я. Нажимаешь кнопку отбоя и мгновенно удаляешься от нее на десятки километров. И не слышишь ее мяуканья. И Ирэн, наверное, вздохнула с облегчением – я избавил ее от необходимости лицемерить. Пусть расслабится, оставшись наедине с собой. Пусть просто помолчит, покурит, глядя в мокрое черное окно, и вспомнит Лешку.
Я завел машину, взялся двумя руками за руль и посмотрел в темное стекло. Дождь не прекращался. Он сыпался с неба отвесно, и в лучах фар напоминал выпрыгнувший из самолетов парашютно-десантный полк.
Куда меня несет? Я старался не думать о том, что буду делать, когда проскочу мимо дорожного указателя с надписью “Кажма”, и по обе стороны от машины потянутся мрачные дома с темными окнами. То, что окна будут темными, я почти не сомневался. Я не хотел думать о том, где буду ночевать, и каков будет мой первый шаг в расследовании. И, разумеется, я гнал прочь мысли о том, что все мои потуги окажутся тщетными, что я ничего не узнаю, и тайна гибели Лешки так и останется тайной.
Ожидание события – большая мука, чем само событие. Я успокоился, когда позади остался пост ГАИ, и машина стала взбираться на подъем. Свет фар вырывал из темноты черную, блестящую, похожую на селевой поток дорогу, и придорожные кусты со спутанными, как проволока, ветвями. Я согрелся и расслабился. Правая нога лежала на педали газа и была неподвижна. Я вращал руль из стороны в сторону так же методично и размеренно, как щетки скользили по мокрому стеклу. Поворот следовал за поворотом, и эта монотонность убаюкивала меня, как младенца в люльке. Если бы не чувство голода, то бороться со сном мне было бы очень трудно.
Я думал о том, что хорошо бы по дороге найти ночной магазин, купить баночку лечо, баночку маслин, кусочек копченого окорока и бутылку любимого турецкого “Эфеса”. Сумасшедший день! Я вспоминал, как днем брел под дождем по набережной в поисках приличного кафе. Неужели это было сегодня? Другая эпоха, другой мир! Тогда я не сомневался, что Лешка жив-здоров. Я надеялся, что Ирэн честно дежурит в офисе. Я предвкушал вкусный обед и стаканчик крепкого вина. И вдруг в этот мир ворвался Сергеич. Все разломал и спутал. И вот я еду в кромешной тьме на Мокрый Перевал, мой живот урчит от голода, а голова распухает от сумбурных мыслей: нагар засыхает на поршне, медаль торчит в замке, физрук совращает школьницу, и в глухом лесу догорает джип…
Въехав на перевал, я сбавил скорость и стал смотреть по сторонам. Почему-то мне казалось, что я обязательно увижу то место, где погиб Лешка, оно должно сразу броситься в глаза! И там будет разбито дорожное ограждение. Или повалены деревья. И наверняка асфальт будет залит бурой кровью.
У меня занемел от напряжения затылок. Но навстречу двигался ровный строй оградительных столбов, одинаковых, как колонна солдат, и не было в нем никакой бреши. И асфальт был тщательно вымыт дождем. И деревья тянулись своими замшелыми и невредимыми стволами к черному небу.
Миновав перевал, я остановился у кемпинга, в котором преимущественно ночевали дальнобойщики. Столовая еще работала, хотя там почти не было посетителей. Я сел за столик и заказал тарелку кислых щей и бифштекс. Молодая официантка с молочно-белой кожей, шаркая тапочками, удалилась на кухню. Варочный зал, часть которого я видел, был уже вымыт, прибран, и повара в нем не суетились. Две девушки в клеенчатых фартуках, навалившись локтями на стол выдачи, громко разговаривали, и эхо их голосов металось между кафельными стенами. Я прислушался – может, они говорили об аварии на перевале? Увы, девушки обсуждали проблему своей подруги, которую побил парень, а она ему за это изменила, за что была побита вторично.