Вот мы приближаемся к лифту.
- Отпусти, отпусти меня, нет, нет отпусти меня! - кричу я изо всех сил и вижу, как из проема выглядывает Мила и уже бежит в мою сторону, как дверь лифта замыкается. С этой самой минуты я ненавижу лифты…
Я понимала всю тяжесть ситуации и пыталась абстрагироваться.
- Дима сказал, что никому кроме него нельзя, - вопила я, ударяя его кулаками по спине. Но ему хоть бы что, он словно от слова совсем не чувствует моих жалких протестов.
- Дима? Не Дмитрий Константинович, а Дима? Интересно как он на это отреагирует, - Женя потащил меня в красную комнату Я запомнила дорогу. Он потащил меня в красный ад, в который я надеялась больше не возвращаться. Сердце забилось сильнее и было готово выпрыгнуть из груди. Еще я проболталась о этой мелочи в субординации. Сука!
Все становилось как в тумане. Он бросил меня на кровать, я пыталась вырваться, но он пристегнул мои руки на цепи у изголовья кровати. Нет, я не хочу, не надо, нет! Я кричала, кричала до хрипоты в горле, изо всех сил напрягая легкие.
Женя навис надо мной, облизывая губу, отшвырнул полотенце принялся сильно сдавливать мою грудь, с яростью зажимая мои
соски меж своих пальцев. Он щупал меня, а я плюнула ему в лицо. Ненавижу его, ненавижу этого сраного ублюдка и всех его друзей! Ненавижу этот дом и эту адскую комнату!
Он на секунду замер, затем вытер щеку и ударил меня по лицу. Я чувствовала на губах вкус крови. Губу жгло, нос болел. Я закрыла глаза, ощущая, как болят десна. Как вкус металла впивается в мой язык, и моя же кровь просачивается в горло.
- Буйная ты. Ничего, скоро будешь покладистой, - Я не видела, что он делал. только темноту и образы Димы, мерцающие в голове. Он должен меня спасти, пусть он придет и спасет меня, пожалуйста. Я убью этого Евгения, когда-нибудь я заставлю его пожалеть, о том, что он делал со мной и с другими. Я заставлю его кричать и ныть от боли, так же как я сейчас. И вот я чувствую, как смазанный противной холодной смазкой толстый член урода начинает проникать в меня.
Я так же держу глаза закрытыми и лишь прикусываю щеки от боли. Но тут этот входит в меня полностью. Это ад на земле. Ни возбуждения, ничего, только ненависть, разгорающаяся во мне с каждым его толчком. Я корчусь от его размеров и чувствую, как тяжелые руки обхватывают мою шею. Я широко распахнула глаза, понимая, что мне скоро нечем будет дышать. Я начала шипеть, ощущая, как он сильно давит на меня, совершая уже быстрые толчки. Живот болит, воздуха начинает не хватать, я начинаю вырываться всем телом, бить его колеями как могу, загибаю ноги чтобы ударить по пояснице, но не хватает гибкости. Я делаю, что могу. Я делаю, что могу мать его, чтобы вырваться из лап этого ублюдка. И вот он отпускает шею и придавливает мои плечи к кровати.
- Ненавижу тебя! Ненавижу ты пожалеешь, - вскрываю я, после глубокого вздоха. Теперь горит и шея. Все ноет. А он продолжает толкаться в мою промежность и лишь ехидно улыбается. Он давит на мои плечи с большой силой, словно навалившись на руки всем свои перекаченным телом. Я чувствую, как ужас овладел мной и кричу, кричу что есть мочи из последних сил.
- Помогите, помогите!
Но в ответ получаю еще один удар, от которого темнеет в глазах. Я не понимаю, что происходит, теряюсь в реальности и в своих ощущениях.
Закончил он не скоро, крутил и вертел меня на этой чертовой кровати. Тело будто перестало быть моим. Оно не то, чтобы болело, оно завывало от его ударов, шлепков. На мне не осталось живого места.
Я старалась абстрагироваться, думать о хорошем, вспоминала Мишу, своего босса, то, как он обнимал меня перед заданиями и то, как дарил мне розы по окончанию крупного дела. Он был ко мне добр.
Телом я понимала, что меня чуть ли не разрывает на части, больно. Ужасно тянет живот и, казалось, я не смогу ходить неделю. Но это боль ничто, по сравнению с душевной. Я так была ослеплена вчерашней выходкой моего хозяина, что позабыла об их настоящей сущности. Какая я дура, просто дура, начиная, тупая девчонка. Никуда я не выберусь, никто меня не спасет.
В глазах еще периодически темнело, пока я смотрела на руки, пережатые цепью. Я уже не могу терпеть, я устала, устала, пусть это прекратиться! Но это не прекращалось, он поставил меня раком и входил словно еще глубже в мою сухую промежность. Куда он пытается попасть, в мой узкий таз? Его руки прижимали меня за лопатки к кровати, которую я теперь тоже ненавидела.
Когда он закончил, отстегнул меня от оков и отнес к лифту. Я была обессилена, не в силах идти и даже думать. Хочу просто лечь где-нибудь, хоть тут на полу. Все мои надежды на более-менее нормальное отношение рухнули. Какая же я ущербная. Голая, избитая, истекающая кровью. Просто невыносимо смешны все мои попытки сопротивляться судьбе.
Он швырнул меня словно ненужную, надоевшую вещь у дверей лифта на моем этаже, и я осталась лежать прямо там, трогая руками прохладной пол. Моя губа до сих пор кровоточила. Я посмотрела на запястья, они синие, передавленные. Пальцы совсем онемели. Ладно. Мне уже все равно.
- Господи, милая, - ко мне подбежала Мила, но я не то что была рада ее видеть. Я вообще ничему не была рада. Хочу остаться лежать прямо тут. Грязная, использованная, разбитая и голая. Лучше бы они меня убили.
Дмитрий
Сегодня я вернулся поздно. Уже за полночь. Много дел было, устал как собака, еще и дорога сюда занимает достаточно времени, но я хотел увидеть Веронику. Узнать, чем она сегодня занималась и не выкинула ли мои лилии. Я думал они ей нравятся, искренне думал, всегда. Идиот.
Я прошел в дом и остановился у лифта, видя следы крови на светлом полу. Оу, кому-то сегодня было больно. Ну ничего, заживет.
Я направился на кухню, хлебну кофейку и приму душ и пойду за Вероникой. За столом сидел мой друг, пил красное вино. Ох уж этот любитель виноградных напитков. Видимо это он с кем-то развлекался. Хулиган какой. Сколько его знаю в нем всегда жила особая жестокость и постоянная ненасытная сексуальная жажда. Ну что взять, молодой, кровь бурлит. Он был мне словно младший брат, я встретил его еще подростком.
- Ты я вижу буянил, - я принялся заваривать кофе, поставил кружку в кофе машину и выбрал двойное эспрессо.
- Твоя новая игрушка оказалась весьма строптивой, - сказал он и в этот момент я чуть не выронил все, что держал в руках. Я развернулся и надеялся, что ослышался.
- Что ты сказал? - решил все-таки переспросить.
- Вероника с характером, пришлось приложиться хорошенько, чтоб не вырывалась.
- Ты что сука наделал? - я уже был готов кинуться на него, разбить его лицо в кровь и приложиться, как он выразился, уже по нему. Но остановился, сжимая руки в кулаки.
- Ты так о ней печешься, нравятся тебе все Вероники? - ухмыльнулся он. Ухмыляйся, пока я тебя не убил.
— Это не обычная Вероника, а та самая, а ты сегодня сделал ей больно, - проронил я сквозь зубы и эмоции.
- Да ну, не говори, что она. Я то думал, что она тебе тыкает, - друг продолжал расслабленно пить вино.
Мне очень хотелось врезать ему. Показать ему, что тут не он решает кому причинить боль, а кому нет. Это мой дом, мои правила и мои девушки, то, что ему разрешено брать моих и жить тут, не значит что можно так издеваться над моими любимицами, я отдал ему Милу, вот пусть добр с ней и развлекается. Я опомнился, кулаками дела не решают.
- Она, Женя, она! И то, как ты с ней сегодня поступил мне не нравится. Она - моя! Не трогай больше ее, не подходи и не прикасайся. На пушечный выстрел чтобы тебя рядом не было, - прорычал я, разворачиваясь к кофемашине.
- Я же не знал.
Он позарился на мое! На мое! В следующий раз я не посмотрю на то, что он самый близкий мне человек, я сделаю ему больно, растопчу его по всем фронтам. Физически, в бизнесе, финансово, я его раскрашу. Разве то, что я запретил ему прикасаться к ней после красной комнаты не было поводом ее больше не трогать?!