– Приходилось путешествовать внутри, под Покрывалом? – спросил я Макса, снова просматривая материалы по Дикому Лесу, освежая в памяти то, что изучал ночью.
– Ага. Пару раз, летом. Разведка местности. Если натыкаешься на древолапа, главное правило – стреляй прежде, чем он окончательно проснётся и начнёт двигаться. Или сразу удирай что есть мочи. Если он тобой заинтересуется, то уже не отстанет. Слишком тупые мозги, чтобы остановиться. Если они вообще есть, эти мозги. А лучше всех Дикий Лес знает Булочка, даром что ли – абориген. Понадобятся подробности, спроси у него.
– Он не показался мне особо разговорчивым.
– Что есть, то есть. Но парень добрый. Просто поверь. Его беда в том, что он весьма влюбчив. О, любовь, великое чувство, великая сила и великая тема! – анимационный аватар Болтуна – вихрастая, большеглазая физиономия, проявившаяся на моей виртуалке вместо его истинного облика, улыбнулся до ушей. Буквально. Уши при этом оттопырились, как крылья у стрекозы, казалось, ещё парочка таких улыбок, и физиономия взлетит. – Некоторых любовь окрыляет, для других это чувство – сплошная нервотрепка, а Булочку она превращает в варёный овощ. Он очень… как бы это сказать… деликатный парень по отношению ко всему женскому полу. Все женщины для него являются предметом поклонения. А к Шайе он питает особо нежные чувства. Я рассказывал тебе о ней вчера…
– Да-да, я помню. Женщина-пилот в вашей команде…
– Вот что, времени у нас ещё много, дорога длинная, а с моим звеном тебе придется знакомиться в любом случае. Если хочешь, немного расскажу о каждом заранее, чтобы ты при встрече смог быстрее наладить контакт.
– Валяй, – я с удовольствием отхлебнул кофе. Здесь главное – не торопиться. Запас маловат. А до «Гряды» еще около часа пути.
– Но сперва услуга за услугу. Расскажи о своих. Очень мне любопытственно послушать о кассионийце… У тебя ведь, насколько я слышал, очень пёстрая команда? Кассиониец, бикаэлка, тавеллианец. Ты, похоже, единственный нормальный парень среди них?
– Поаккуратнее с выражениями, – после подарка Макса я был настроен к нему благодушно, но его вопрос меня слегка задел.
– Да я не имел в виду ничего плохого. Я просто хотел сказать, что только у тебя нет каких-то особых способностей.
– С чего ты взял?
– А-а… а что ты умеешь?
– Система управления «первопроходцев» не рассчитана на работу без лоцмана.
– Ах, это, так ты, наверное, просто талантливый программист… или технарь.
Я усмехнулся, не собираясь вдаваться в подробности о своих способностях, среди которых имелось кое-что плохо вмещающееся в разряд «нормальных». Не стоит. Максу незачем об этом знать. Я и так сказал больше, чем следовало, только чтобы его отвлечь от Кассида и остальных.
– Ну, так как? Расскажешь о своих сейчас или в следующий раз?
– Из всего, что ты слышал про кассионийцев, бикаэлок и тавеллианцев, вычти откровенную чушь и получишь полное описание моих компаньонов. Ну, а если конкретнее, то тавеллианца зовут Лайнус, он – мастер-пилот, умеет обращаться на «ты» с любым летательным аппаратом, способным оторвать брюхо от земли и подняться в воздух больше чем на метр. На Зайде, бикаэлке, держится вся безопасность нашего корабля-внешника. А о кассионийцах ты знаешь столько же, сколько и я, по определению. В известном космосе о них только слепой, глухой, тупой и ленивый ничего не знает.
– Ты сам-то с выражениями поосторожнее. И это всё?
– Что значит – и всё? А что ты ещё хочешь?
– И никаких интересных историй из их жизни?
– Эти люди не из тех, кто любит распространяться о своём прошлом и обсуждать текущие дела с кем бы то ни было.
– Суровые ребята, говоришь? Или ты – новичок в их среде? Они-то наверняка многое знают друг про друга. Не раз, небось, попадали в переделки…
Хуллиган – весьма неглупый парень. К тому же ещё и проницательный. Он был прав. О Зайде я знал больше других, и то лишь потому, что знаком с ней с «сопливого» детства. Кроме того, она как-то в порыве откровенности поведала мне короткую историю своего прошлого. А что я мог рассказать Максу о Зайде? Что она бикаэлка по происхождению, но не по воспитанию? Что воспитывалась в обычной семье на Гэгвэе (Зайде было всего семь лет, она подхватила какую-то тяжелую гэгвэйскую болезнь, стершую ее память, а мать оставила ее в местном приюте и убыла выполнять контракт на другую планету, благополучно забыв о ее существовании)? Что позже, встретив свою мать, опытного и закалённого воина, убила её в ритуальной схватке, доказав по законам Бикаэллы, что та была не права, когда решила её бросить? Нет, этого я сказать не мог. Слишком личное. Зайда совершенно чётко предупредила, чтобы я держал язык за зубами. А об остальных я действительно ничего толком и не знал. Кроме общеизвестных особенностей тавеллианцев и кассионийцев. Я лишь однажды видел Кассионийца «в деле», но пересказывать этот эпизод означало ворошить то прошлое, которое ворошить не хотелось…
– Что замолчал? – физиономия аватара Макса вытянулась в вопросительный знак.
– Тебе не кажется… что ты иногда задаёшь слишком много вопросов?
– Я знаю, – отмахнулся Хуллиган. – Это моя любимая слабость. Ребята иногда посмеиваются надо мной, считают меня назойливым пустозвоном. А я по натуре любопытен. Я люблю жизнь. Я радуюсь этой жизни каждую свободную минуту. Ну и люблю поболтать о ней. Что ж удивительного в том, что мне хочется знать всё обо всех как можно больше? Так жизнь получается полнее, ощутимее. Согласен?
– Не совсем. Некоторые вопросы не совсем уместны в той или иной ситуации, а тебя, похоже, никакие ситуации не смущают. Есть разница между просто любопытством и назойливым любопытством, не находишь?..
– Да ну? И что же я такого сказал, что неприятно задело лично тебя?
– Пока ничего. Забудь.
Несмотря на свою проницательность, он не заметил, или не придал значения тому, что его предположение о моей несостоятельности в команде Кассида меня действительно задело. А это действительно так. Пять жалких лет среди людей, притёртых друг к другу не одним десятилетием совместного существования, еще не сделали меня среди них своим. Да и сделают ли? Лучше всех, с большим пониманием и человечностью ко мне относилась Зайда. Кассид неизменно выказывал иронию и недоумение, когда сталкивался со мной на борту «Забулдыги» – словно никак не мог понять, что же я там делаю. И в силу каких причин он до сих пор не вышвырнул меня с корабля. Такое отношение не развивает уверенности в завтрашнем дне, несмотря на решение мной практически всех технических вопросов при совершении торговых операций, связанных с вооружением. А тавеллианец… Он меня просто не замечал. Странный, загадочный, молчаливый, надменный сукин сын. У нас до сих пор не возникло никаких точек соприкосновения – ни по интересам, ни по каким-то житейским вещам. И я до сих пор не понимал, что у него общего с Кассидом и Зайдой. Но что-то определённо было. Наверняка было. Иначе бы они не работали столько лет бок о бок.
Я мысленно вернулся к Максу. Его излишняя словоохотливость моментами задевала не только меня. Ещё во время вчерашней беседы он, походя, затрагивал чувства Булочки, но даже не замечал этого. Сводил всё к лёгкому, беззаботному трепу. Но этот парень не так прост, каким представляется со всей своей жизнерадостной разговорчивостью. У каждого из нас есть свой способ выяснить, что собой представляет собеседник. Макс задавал вопросы. Много вопросов. Каждый по отдельности ничего не значил. Но все вместе… это как стрельба по площадям – какой-нибудь выстрел обязательно придётся в цель. Почему-то у меня начинало складываться впечатление, что Макс уже знает меня в чём-то лучше, чем я себя сам.
– А это правда, что тавеллианцы – вампиры? – не отставал Макс.
– Давай-ка сперва договоримся о терминах, чтобы между нами не было недоразумений. Что ты подразумеваешь под словом «вампир»?
– Да ладно тебе, – Макс ловко ушел от щекотливого вопроса. – Как он хоть выглядят, ваш тавеллианец?