44
Мы приземлились в аэропорту Лонг-Бич, когда уже стемнело. Тэгг проводил нас к аэровокзалу и посадил в машину.
— Сейчас вы поедете в гостиницу «Санта Моника». На имя мистера и миссис Уолдрон забронирован номер. Вам не нужно сидеть все время у телефона, но далеко не уходите. И не уходите больше, чем на час-два. Вскоре я вам позвоню, возможно, завтра. — Он вручил мне конверт. — А здесь немного денег на развлечения.
Гостиница мне понравилась. Она выглядела так, как должен выглядеть отель в Калифорнии, — на горе, над океаном, вокруг росли пальмы, прямо у входа в гостиницу начинался бассейн, вокруг которого сидел бесконечный ряд длинноногих блондинок и мужчин в белых туфлях, с расстегнутыми до пояса рубашками. Когда мы шли к лифту, в приемной я увидел Брукшира.
Наш номер на девятом этаже выходил на парк прямо через улицу, на пляж метрах в шестидесяти и океан.
Как только мы поднялись в номер и закрыли дверь, Телма взяла трубку телефона.
— Что ты собираешься делать? — спросил я.
— Мне нужно позвонить Фей. Если она узнает, что я была здесь и не позвонила ей, то убьет меня.
Я подошел к ней и взял трубку, когда телефонистка уже ответила.
— Извините, — сказал я. — Мы позвоним позже.
Когда я повесил трубку, Телма спросила:
— В чем дело?
— Ни в чем.
— Почему я не могу позвонить?
— Это не такая удачная идея.
— Я только хотела немного поговорить с ней, сказать, что мы приехали. Фей ко мне всегда очень хорошо относилась.
— Но подумай, девочка. Подумай как следует.
— Ты хочешь сказать, что из-за…, я не понимаю, на что ты намекаешь…
— То, что я вышел из тюрьмы — совсем не для первой страницы газеты.
— Ведь все сделано по закону.
— Правильно. Но не нужно афишировать.
— Поэтому мы живем под другим именем?
— Отчасти. Тэгг не хочет, чтобы газетчики вынесли приговор по моему делу до того, как оно будет передано в суд.
Мне не хотелось обманывать ее. Я вообще не умею врать, но я не знал, что еще можно сделать.
— И все-таки я не понимаю, почему мне нельзя поговорить с двоюродной сестрой, живущей в Сан-Бернардино. Она не будет звонить в газеты и рассказывать, что только сейчас беседовала со мной. Я ведь права?
— Я не знаю, что она может сделать, и не собираюсь узнавать. Я просто не хочу, чтобы ты ей звонила. Хорошо?
— Хорошо. И не злись.
— Я не злюсь.
— Тогда почему ты орешь на меня?
Она ушла в ванную и закрыла за собой дверь. Было слышно, как она плачет. Мне хотелось пойти и поговорить с ней, но я сдержался; вышел на террасу и закурил, глядя на океан.
Через некоторое время дверь ванной открылась, Телма вышла на террасу, уже переодевшись в халат, и обняла меня.
— Прости меня.
— Тебе не за что просить прощения.
— Все равно извини меня. Я не хотела ссориться.
— Все в порядке, — ответил я. — Мы не ссоримся. — Я обнял и поцеловал ее. Телма опустила голову мне на грудь.
— Я сейчас скажу ужасную глупость. Когда я плакала, запершись в ванной, жалела себя и пыталась рассердиться на тебя, внезапно мне захотелось, чтобы ты… ты понимаешь… Внутри стало смешно. — Она взяла мою ладонь и сжала ее коленями.
— Ничего смешного в этом нет, — ответил я.
— Я не имею в виду смешное. Ты понимаешь, о чем я говорю.
Я опустился на кресло и посадил ее к себе на колени; прохладный ветер с океана распахнул ее халат.
— Что ты, Рой! Нас увидят.
— Не увидят.
— Но мы одеты.
— Ну и что? Ведь тебе хорошо?
— Еще бы, — ответила она.
Позже я отнес ее в комнату, мы разделись и легли прямо на покрывало, а в окно светила луна. Так мы и заснули.
45
Мы оба проснулись в три часа ночи, дрожа от ночной прохлады. Телма скользнула под простыню, а я нашел в шкафу еще одно одеяло и накрыл ее.
— Так будет лучше, — сказала она. — Теперь мне тепло, но очень хочется есть. Почему так хочется есть?
— Мы не ужинали. Наверно, поэтому.
— Желудок прямо сводит от голода.
Я взял трубку. После длительного молчания мне ответил мужской голос.
— Можно как-нибудь заказать еду в номер? — спросил я. — Мы проголодались до смерти.
— Прошу прощения, сэр. Мы обслуживаем номера только до двух часов. Но на первом этаже есть кафе, которое открыто всю ночь.