— Я не сказал, что убил его. Это сказал обвинитель.
— Ладно, ладно, — человек, за убийство которого вас осудили, — Берт Риггинс. Как вы с ним познакомились?
— Я работал у него. Я водил его машину, мыл и смазывал ее, и делал все, что он приказывал.
— Вам эта работа нравилась?
— Не очень.
— Вам нравился Риггинс?
— Риггинс никому не нравился.
— Тогда почему вы работали у него?
— Потому, что я раньше сидел в тюрьме. Сколько бывших заключенных работает на вас?
Он промолчал. В течение минуты Тэгг читал досье, потом спросил:
— Что произошло с доктором Эпплгейтом? Как вы сказали в последний раз, он хотел, чтобы после армии вы получили образование.
— Это правда, он этого хотел, но потом понял, что откусил слишком большой кусок, который ему не прожевать.
— Что вы хотите сказать?
— Ну, прежде всего, мне было двадцать шесть лет. Во-вторых, я только год учился в средней школе. А в-третьих, мое досье в полиции было длиной с вашу руку.
Эпплгейт не знал всего этого до тех пор, пока не привез меня к себе домой, в Оук-Парк — это на западе от Чикаго. Я решил честно рассказать ему все, чтобы потом для него не было неприятных сюрпризов. Он нормально воспринял мои слова, сказал, что ему все равно. Но мне показалось, что у него возникли сомнения — ведь он берет на себя лишний груз. Одно дело служба во Вьетнаме и Японии; но дома, в Оук-Парк, все складывалось иначе. Однажды ночью я услышал, как они препирались с женой в своей спальне. Я не мог расслышать, о чем они спорят, но решил, что из-за меня. Поэтому выждал пару часов, пока они успокоились, а потом тайком выскользнул на улицу и уехал. Недели две я прожил в захудалой гостинице на севере города, а потом увидел в газете объявление Риггинса. Так я попал к нему на работу.
— Вы сказали ему, что сидели в тюрьме?
— Да, сказал.
— Его это не тронуло?
— Кажется, он даже был рад. Если что — у него всегда был против меня козырь.
— Сколько времени вы работали у него?
— Около года. С марта шестьдесят восьмого до февраля шестьдесят девятого года, когда он умер.
— Как он умер?
— В тот день, 27 февраля, я отвез его на машине в Индианополис. Вроде бы он должен был встретить какого-то человека, который ночью прилетал из Денвера. Часов в пять мы остановились в гостинице при аэродроме. Он снял большой номер на втором этаже, а мне досталась комната на том же этаже метров через десять. Он сказал, что я до утра ему не нужен, поэтому я взял машину и решил отдохнуть — часов в семь поехал в центр Индианополиса, зашел поесть, потом отправился в кино. А когда я вернулся в мотель, полиция меня арестовала.
— В бумагах написано, что Риггинс умер от сильной дозы морфия.
— Да. А в его кармане нашли письмо адвокату — он написал, что боится, будто мы с Телмой собираемся убить его; якобы по дороге из Чикаго в машине я проговорился и он начал меня подозревать. В полиции решили, что у нас есть побуждения и поверили в мою вину. Эпплгейта вызвали в суд свидетелем, и он показал, что когда я был в Японии, меня научили делать уколы. Вот так все и вышло. Деваться мне было некуда.
— Вашим защитником был Арнольд Шнейбл из Чикаго?
— Верно.
— Как он построил вашу защиту?
— Он сказал, что Риггинс покончил жизнь самоубийством и пытался приписать это мне.
— Зачем бы Риггинс так поступил?
— Затем, что он был самой настоящей сволочью — он знал о наших с Телмой отношениях, и потом он все равно умирал. У него все внутри прогнило от рака. Лето он бы не пережил. И коль скоро ему предстояло умереть, он прикинул, что может и нас потянуть за собой. Он сделал себе укол, каким-то образом выбросил шприц, вернулся к себе в номер и умер. На этом и строилась наша защита. Но присяжные не поверили. Шнейбл говорил, что если Риггинс поехал в Индианополис встретить знакомого, почему этот человек так и не объявился? Если я убийца, то зачем я поехал в город ужинать и потом пошел в кино? Обвинитель сказал, что я тем самым хотел устроить себе алиби после того, как убил Риггинса. И присяжные поверили всему, что сказал обвинитель.
— Вы сами понимаете, что в подобную историю трудно поверить — человек покончил жизнь самоубийством, чтобы доставить неприятности другому.
— В это можно поверить, если бы вы знали Риггинса.
Тэгг закурил и откинулся в кресле, внимательно глядя на меня сквозь дым сигареты. Наконец он сказал: — За одно преступление дважды не осуждают. Если вы скажете правду, вреда вам не будет. Вы убили Риггинса?
— Нет. Но даже если бы и убил, не такой я дурак, чтобы в этом признаваться.