Выбрать главу

– Это точно? – задумавшись, переспросил я. – Подвоха нет?

– Точно, командор. Никакого подвоха.

– Молодец, Бортоломей. Я в деле. Показывайте, где это место.

– Вы хотя бы оденьтесь, командор, – предложил довольный Бортоломей.

– Некогда. Я под невидимостью буду. А вы мне покажете, как собрать дождь.

– Дайте доступ к вашей благодати, командор, мы сами все устроим, – тут же предложил Авангур.

– Сколько своруете? – спросил я.

– Немного, – тут же честно ответил сын творца. – Как плату за идею. Слово даю.

– Ладно, – не раздумывая согласился я. – Бортоломей, идея твоя, тебе и благодать. Но смотри у меня, не бери больше положенного.

– А сколько вы мне положите? – потирая руки, спросил Бортоломей.

– Двадцатую часть от потраченной благодати.

– Десятую, – стал торговаться сын творца.

– Ты курсы бухгалтеров, что ли, закачивал? – недовольно спросил я.

– Нет, я не знаю, что это, но десятая часть – это справедливо.

– Ладно, пусть будет десятая часть, – неохотно согласился я. Посмотрел на Бортоломея и подумал, что такой лопух много просить не будет.

– А мне? – воскликнул обиженный Авангур. – Мы вместе планировали и участвовали.

– А с тобой поделится Бортоломей, – отрезал я.

– Делись, – закивала Чернушка. – Делиться это правильно.

Бортоломей подумал, повертел головой и согласился.

– Ладно, четверть выделю тебе…

– Почему четверть? Хочу половину. Мы вдвоем…

– Тридцать процентов, и это мое последнее слово, – решительно заявил Бортоломей. – Придумал схему отрезания жрецов от благодати Рока я, а ты лишь ругался.

– Хорошо, – буркнул Авангур, – пусть будет треть.

Степь орков. Час спустя

В лагере орков, где расположились на ночлег жрецы Рока, было шумно. В середине лагеря образовался большой свободный круг, и в нем перед кострами плясал, орал и махал руками Узлук Арчар. Он выл, кричал, просил пролить дождь, призывал Рока показать свою силу, называл его Несущим свет. Так продолжалось целый час. В атмосфере над степью ничего не менялось, не было и признаков дождя. Орки уже откровенно скучали и посмеивались над незадачливым жрецом.

Шыргун сидел у костра и невозмутимо жарил на огне тушку зайца. Он терпеливо смотрел на потуги молодого жреца и острым ножом срезал тонкие прожаренные куски мяса. Кидал их в рот и жевал.

Узлук устал и, отдуваясь, сел рядом.

– Теперь твоя очередь, Шыргун, – произнес он. – Посмотрим, услышит ли тебя твой бог…

– Худжгарх не бог, – спокойно ответил Шыргун. – Он сын Отца, которого наш Отец направил сюда для вразумления непокорных своих детей. Имеющий Сына имеет и Отца. Отец отдал свою славу Сыну. Мы чтим Сына, а значит, чтим Отца.

Шыргун, не вставая, поднял голову к небу, потом поднял руки и стал говорить.

– Худжгарх, верный Сын своего Отца. Мы верим в тебя и верим в Отца нашего. Пошли нам дождь, как проявление твоей милости.

Больше он ничего не сказал, а стал вертеть тушку зайца над огнем.

Сначала ничего не происходило, и Узлук пренебрежительно скривился:

– И где твой бог, Шыргун?

– Он не бог, – терпеливо поправил его Шыргун, – подожди немного.

Следом налетел ветер, и пламя костра взметнулось вверх и вбок. Затем в воздухе появился запах свежести, как это бывает с приближением дождя. Над стоянкой орков появились низко нависающие тучи. Они мрачно темнели, и Узлук, не выдержав, закричал:

– Это наш бог, Несущий свет услышал мои просьбы. А ты, Шыргун, примазался к моим чудесам.

Шыргун хмыкнул и махнул рукой.

– Худжгарх, не надо дождя, – и тут же тучи стали разбегаться. – Давай, Узлук, зови снова своего бога, – спокойно произнес орк и продолжил есть зайца.

Узлук вскочил и снова полчаса скакал перед кострами. Но чем больше он бесновался, тем меньше было туч на небе. Вскоре они и вовсе исчезли. Обескураженный такой неудачей, он упал животом на примятую траву и от бессилия заплакал.

– Ты закончил? – спросил Шыргун.

– Да-а… – не прекращая рыдать, ответил Узлук.

– Тогда я позову Сына Отца, – произнес Шыргун и снова позвал Худжгарха явить славу Отца.

Резко подул влажный ветер. Тучи, словно стая голодных собак, собрались в одном месте, и начал накрапывать дождь. Затем он пролился быстрым ливнем, и лишь одно место осталось сухим – где сидел Шыргун.