Кажется, я угадал. Даже если проверят телефон. Даже если проверят - нет там ничего.
Гоша внешне волновался куда больше меня.
- Это Глеб, - сказал он и хотел добавить что-то еще, но передумал.
Выглядело это так, что все должны были знать Глеба.
- Ну и отлично, - сказал высокий, не переставая улыбаться.
Он протянул ладонь - я ответил на жесткое рукопожатие.
- А девушку знаешь? - высокий спрашивал у Гоши, но смотрел на меня, и правильно смотрел, не в глаза, а на фигуру в целом. Неизвестно как с русским, но с "физкультурой" у него было всё в порядке.
А Гоша смотрел мимо, глаза его вздрагивали, как секундные стрелки.
Не выйдет. Не выйдет у нас краями разойтись. Не получится.
- Девушка, можно ваш телефон, - высокий протянул к Зое руку, улыбка медленно переползла в усмешку.
Зоя посмотрела на меня; недоуменно, по-детски. Телефон был у нее в руке, никаких "потеряла" и "забыла дома", отговориться не получится.
Ну вот, подумал я. Полистают эсэмэски - и "туши свет, сливай масло".
И успокоился - стало всё просто, больше не надо было чего-то выдумывать.
Всё стало очень просто.
- Грабли втяни, - сказал я, ощущая почти физическое удовольствие от рассыпающегося внутри страха.
Пауза длилась секунду. Затем я сблокировал удар длинного и тут же удачно попал гранцу носком ботинка под колено - когда-то на Песчанке я долго тренировал этот удар. Присел, уклоняясь от хука рыжего, рванул того за куртку, опрокидывая на асфальт. Упал сам, перекатился, первым оказался на ногах.
Высокий держался за колено, рыжий неловко поднимался. Без Зои я ушел бы от них без проблем.
Впрочем, и сейчас шансы были. Против двоих - были, вполне можно было поиграть.
Но только против двоих. Гоша вспомнил, кто он теперь, шагнул и толкнул меня в плечо - он не умел драться, Гоша Вторник, на Песчанке ему вечно доставалось. Но драться и не пришлось, этот неумелый толчок переломил расклад; длинный справился с коленом и пробил боковым с левой - голову как ошпарили.
А следующий удар выбил из легких воздух и стало темно.
***
В кабинете висел портрет Пушкина. Вдоль стены тянулся шкаф, забитый книгами - так плотно, что, казалось, их утрамбовывали молотком. Вот и оказались мы с Александром Сергеевичем по разные стороны баррикад. Смешно? Смешно.
Уписаться можно от смеха.
И плакат во всю стену: "Возрождение родины начинается с языка".
В камере били лениво и неумело, больше пугали. Хуже было с рукой, длинный гранец еще тогда, на набережной, прошелся каблуком по пальцам.
У следователя было брезгливо-усталое выражение лица, словно он только что позавтракал лимонами. Лысина, очки, лет за полтинник. Устал, бедняга, грамотность проповедовать. Пожалеть бы его, да не жалеется что-то.
- Напрасно ты так, Коротин, - сказал он. - Ребята при исполнении были. Зря.
Нет, кисломордый, не зря. Зря я Вторнику не впаял. Выйду отсюда - покалечу суку.
- Ладно, - сказал следователь. - По русскому у тебя четыре, в интернете над орфографией не издевался, как некоторые. Наш человек. Запудрили мозги - с кем не бывает. А что на Песчанке бывал, так это прощаемо. Homo homini lupus est - человеку свойственно ошибаться. Бери ручку, пиши - "работа над ошибками".
Хотя нет, хрен с ним, с Гошей. Мараться ещё. Эх, прав Спица, пацифист я долбанный.
- Над какими ошибками, начальник? Грамматическими или пунктуационными?
Губы распухли, длинные слова давались с трудом.
Следователь усмехнулся, положил передо мной лист бумаги.
- Ты, сынок, лишних вопросов не задавай. Ты слушай и пиши.
- А если на "отлично" напишу? Отпустите, гражданин начальник?
Улыбнуться бы, да хрен улыбнешься такими губищами.
- Не напишешь ты на "отлично", сынок. Ты вчерашние изменения в правила русского языка читал? Вот видишь - не читал. Но ты не боись. Напишешь про Виктора Зубова, которого вы Спицей кличете, про друганов своих с Песчанки. Вот и будет тебе "отлично".
Ну да, всё так и должно быть. А мы еще думали - откуда столько быдла к гранцам набежало. А всё просто. Не нравятся правила - меняем правила. Свой в доску - за ошибки можно не дрожать. До поры, до времени. Пока свой.