«Возможно, стоило сделать акцент на финансовой стороне предприятия, — продолжал разбор полетов Шепетуха, — педалировать, так сказать, шкурный интерес Мокея, но тут существовала опасность превысить критическую скорость совращения и тем самым загубить дело. Нет, — решил он, — образ страдающего за народ интеллигента был выбран правильно и отработан профессионально, что в Департаменте Темных сил, где пруд пруди кустарей и ремесленников, должно особенно цениться». Рассуждения эти, как и надежды на будущие награды, были настолько приятны, что «член Королевского общества» расслабился и принялся вспоминать, как ему, мелкому уездному пакостнику, удалось подняться до высот сотрудника секретной службы…
Дверь открылась. Шепетуха поднялся, а точнее, выпрыгнул из-за столика. В ресторанчик, брезгливо морщась, входил щуплый мужчина в дорогом, отлично сидевшем костюме и с тростью в руке. При виде его выглянувший из дверей кухни хозяин заведения и дежуривший у стойки официант, невольно вспомнив армию, вытянулись по стойке смирно. Впечатлил их и следовавший за Нергалем по пятам огромный негр в джинсах и облегающей мускулистый торс майке, на которой было выведено: «Net v zhizny schastja», a на огромном бицепсе, и уже русскими буквами: «Век свободы не глядеть!»
Что ж до Шепетухи, то он уже бежал, уже несся, уже летел к вошедшим, при этом кланялся и выражал почтение всеми частями своего извивающегося на манер дождевого червя тела. Остановив едва заметным жестом проявления раболепия, Черный кардинал передал трость и шляпу Джеймсу и прошествовал в угол зала, где и опустился в поданное лешим кресло. Ополоумевший от такого визита хозяин ресторанчика уже нес на подносе неизвестно откуда взявшийся оправленный в серебро стакан с кубиками льда и налитым на палец виски. За ним следовал бледный как полотно официант с огромной, полной орешков менажницей. Тут же рядом со столиком, не находя себе места, переминался с ноги на ногу Шепетуха. И без того не великан, он будто уменьшился в размерах, в то время как его выгнувшийся тощий стан символизировал собой вершину испытываемого им блаженства.
Нергаль между тем положил ногу на ногу и достал из кармана пиджака сигареты. Бросившийся к нему с зажигалкой наперевес леший опоздал — камердинер, пусть и в партикулярной одежде, уже стоял рядом с хозяином, держа в огромной лапище подсвечник.
— Спасибо, Джеймс, очень любезно с вашей стороны! — поблагодарил его Нергаль, прикуривая. — Весьма похвально, что вы интересуетесь местным фольклором, однако, прежде чем наносить татуировку, стоило бы проконсультироваться со знающим человеком. Их, сидельцев, в России пруд пруди. В этой полной парадоксов стране можно на свободу смотреть и в то же время век ее не видать. Вероятно, это одно из проявлений пресловутой загадки русской души…
— Виноват, экселенц! — склонил голову камердинер.
— Исправьте, сейчас же и исправьте! — нахмурил брови Нергаль. — То-то я замечаю, с каким удивлением вас рассматривают московские аборигены… — и, повернувшись к бывшему лешему, продолжал: — Послушайте, Шепетуха, что вы топчетесь на месте, словно футболист перед пенальти? Присаживайтесь, в ногах правды нет! Впрочем, нет ее и в других частях тела…
Беспрекословно следуя приказу, леший поспешил опуститься на краешек кресла. Он не мог не понимать, сколь высокая ему оказана честь и хотел верить, что это лишь прелюдия к ожидавшей его награде. Но и животный страх бедолагу тоже не отпускал: не так часто, а вообще говоря впервые, он имел возможность беседовать тет-а-тет с высоким начальством, и уже одно это следовало почитать за выпавшее на его долю счастье.