— Да, экселенц, — вздрогнул тот, — ловлю каждое слово!
— В том-то и беда, — презрительно скривил рот Нергаль, — а надо не следить и не ловить, а забегать мыслью вперед! Тогда бы вы знали, что из Серпухина предстоит сделать не просто соблазнителя малых сих и лжепророка, но и того, кто на место кумира поставит себя. В кратчайшие сроки вам предстоит вылепить из Мокея властителя умов, пламенного борца за человеческое счастье, приемы и методы которого должны сеять в душах его последователей хаос и зло. Разбавляя формулировки библейских истин словоблудием, он станет мутить чистую воду Его источника, подменять мораль и накопленную веками мудрость суррогатом заклинаний и туманных обещаний. Вместо ответственности человека за все им содеянное Серпухин, пользуясь данными ему возможностями, должен внедрять в головы людей мысль о том, что кто-то другой может взять на себя их грехи. Его проповеди, как и вся деятельность Движения радужного счастья, будут направлены на превращение человека в инфантильное, ждущее подачек животное.
Пройдет очень немного времени, и вокруг нового идола образуется камарилья из привлеченных запахом легких денег проходимцев, это будет означать, что дело соблазна и оглупления масс поставлено на поток.
Черный кардинал сделал глоток виски и продолжал:
— Согласно Принципу неопределенности, люди, погрязшие в тенетах материального мира, не могут принадлежать миру высшему, горнему, но они всем своим существом чувствуют, что он где-то рядом. Задачей Мокея как лидера и вдохновителя Радужного движения — вашей задачей, Шепетуха! — будет создать иллюзию легкости достижения этого мира, для обретения которого нет надобности в напряженной работе совершающей восхождение души. Достаточно верить в могущество великого гуру и не уставать просить — и на его адептов, как из рога изобилия, изольются неисчислимые блага. Больше мистики, больше красочной дури, больше заумных слов, и не скупитесь на обещания, натуре человека свойственно вечно ждать и надеяться… — Нергаль желчно усмехнулся. — Ну а позабыв, что душа приходит на Землю трудиться, утратив способность самим выбирать свой путь, эти отравленные благостной болтовней глупцы станут нашей легкой добычей. Это только на Голгофу люди идут поодиночке — врата преисподней принимают грешников и толпами!..
Под влиянием собственных слов настроение Черного кардинала изменилось, он и не думал скрывать, что доволен только что изложенным планом. «Вот тогда-то, — продолжил он, но уже про себя, — и придет время задать Мокею единственный интересующий его вопрос».
Завороженно слушавший Нергаля Шепетуха шумно сглотнул. Им владел полный и совершеннейший восторг, но вдруг новая тревожная мысль проложила борозды морщин на его узком лобике второгодника.
— Тысячу извинений, экселенц, тысячу извинений! — залопотал он сбивчиво. — Согласно вашим указаниям, я обещал Серпухину, что мы будем вкладывать в души его радужных последователей вечные истины!..
Начальник Службы тайных операций саркастически улыбнулся:
— Друг мой, пора бы вам знать, что насильно навязывать истины — дело глубоко бессмысленное, до них можно только дорасти! Да и дьявол, роясь в мелочах, времени зря не теряет, разъедает эти истины изнутри, словно жучок-древоточец. Берешь такую истину в руки, чтобы лучше ее рассмотреть, а она под пальцами превращается в труху! — Черный кардинал неожиданно засмеялся, чем несказанно удивил маячившего у дверей ресторанчика Джеймса. — Если бы, к примеру, библейские заповеди принимала российская Дума, то известное «Не убий», звучало бы в силу внесенных поправок «Не убий после дождичка в четверг», а упоминавшихся мною «малых сих» наверняка под влиянием лоббистов заменили бы на «детей» и тем полностью исказили суть данного Господом закона. И что приятно, в случае нападок всегда можно оправдаться благими намерениями. Человеческий ум, Шепетуха, настолько изощрен поисками собственной выгоды, что подсунуть ему под видом мудрости ложь не составляет труда. Последняя, между прочим, хороша уже тем, что не ставит людей перед моральным выбором и заведомо потворствует их слабостям!
Черный кардинал замолчал. Удивительная тишина воцарилась в маленьком зале ресторанчика. Не слышно было шума машин, на чахлый садик за окном легла тень заслонившего предзакатное солнце дома. В начавших сгущаться сумерках монументальная фигура Джеймса напоминала египетского сфинкса.