Мокей вытер ладонями мокрое лицо. Поднялся из кресла, плохо понимая, что делает, натянул куртку. Черной лестницей вышел во двор. Начинало накрапывать. Серпухин поднял воротник, втянул голову в плечи. «Тварь я дрожащая, — повторял он про себя слышанные когда-то в детстве слова, — страхом смердящая…» В лужах плавали отражения фонарей. Он шел и плакал и не замечал, что плачет, и некому было ему об этом сказать. Дождь разошелся не на шутку…
31
Апостол поднял голову. Перед ним в состоянии крайнего возбуждения стоял тот, к кому он только что писал. Глаза ангела среднего чина «Властей» сияли, грудь вздымалась, губы ходили ходуном. Весь вид Транквиила говорил о его крайнем возбуждении. Взиравший на небесное создание святой отец ждал, когда тот обретет божественный дар слова.
— Они там… — вымолвил наконец Транквиил, — а он по улице…
— Для начала неплохо, — похвалил его старик, — а теперь о том же, но в подробностях! Надо понимать, что они — это Нергаль и компания, а он — это Мокей Серпухин! Так? Ну вот видишь: можешь же, когда захочешь…
Ангел схватился обеими руками за кудрявую голову:
— Ой, что теперь будет!
— А что будет? — мягко улыбаясь, поинтересовался святой отец. — Экклезиаст считает, что было, то и будет, и что делалось, то и будет делаться, и нет ничего нового под солнцем! Пожалуй, тебе стоит его перечесть. А теперь успокойся, попей святой водички и расскажи все по порядку. Только сделай одолжение, не спеши. Один китайский мыслитель справедливо утверждал, что в этом мире невозможно опоздать, в нем все случается не рано и не поздно, а вовремя… Ну, пришел в себя? Теперь начинай!
Слушая сбивчивое повествование Транквиила, старик поигрывал гусиным пером, но ангела не перебивал. Лишь однажды заметил:
— Макарыч мудрый мужик, зло имеет свойство, преумножаясь, возвращаться! А девочку — тут ты ошибаешься — мы уберечь не могли. Никто не смеет прямо вмешиваться в жизнь людей, это противоречит Принципу неопределенности. Человек, по мысли Создателя, сам должен найти свой путь, без поводырей… — Бросил перо на стол. — Дальше можешь не рассказывать, я и без тебя знаю!
Встав из-за стола, святой отец заложил руки за спину и прошелся по утопавшей в цветах дорожке сада:
— Ну и что ты предлагаешь делать?..
Вызванный этим простым вопросом эффект оказался совершенно неожиданным. Придя в неописуемое волнение, ангел замахал, как мельница, руками и со страшной скоростью залопотал:
— Надо спасать! Надо бежать! Надо!..
— Думаешь? — остановил его, скептически хмыкнув, старик. — Впрочем, ты прав, полюбоваться корридой стоит, зрелище может выйти незабываемым…
32
Стемнело. Краски уходящего дня, и без того по-осеннему тусклые, окончательно поблекли. Над городом, словно тушь по мокрой бумаге, расползлась чернота. Начавшийся вроде бы не всерьез дождик быстро вошел во вкус и уже лил не переставая. Насыщенный влагой холодный воздух вползал туманом через открытую дверь гостиной. Огня не зажигали. На светлых стенах дрожал красноватый отсвет камина. Исходившего от него тепла хватало лишь на то, чтобы согреть устроившегося в кресле напротив маленького человечка. По заведенной за долгие тысячелетия привычке он не отрываясь смотрел на пляску язычков пламени. Со стороны могло показаться, что Нергаль печален, но этим холодным октябрьским вечером он был лишь особенно задумчив и далек от мирской суеты. Впрочем, печаль, это сугубо человеческое чувство, посещала, бывало, и его, хотя он вряд ли был готов в этом признаться. Когда с незапамятных времен общаешься с людьми, чего только от этих суетных существ не наберешься. Но не об этом думал, глядя на огонь, начальник Службы тайных операций. В его жизни, если пребывание в вечности можно назвать этим словом, начинался новый период. Глубинное знание природы того, чему он всегда служил, должно было открыть перед Черным кардиналом новые возможности. Понимание сущности и причин появления в мире зла означало неограниченную власть, и не только в Департаменте Темных сил… Тут Нергаль себя останавливал. О посягательстве на место того, кого когда-то звали Денницей, даже думать было опасно, но и не думать он не мог.