Я обернулся к постаменту.
– Извини, как бы тебя ни звали при жизни, что так нехорошо поступил с твоими останками, забрал твой меч и сапоги. Сейчас они мне нужнее, чем тебе, я верну их тебе, если будет возможность, — сумбурно сказал я просто для очищения совести. Я умыл руки — я ухожу.
Я все еще не мог понять причину моего поступка, не то чтобы меня грызла совесть или я проявлял какое-то особое почтение к павшему века назад ситу. Грабить мертвых мне казалось противоестественным, отбирать вещи у живых казалось меньшим преступлением. А это, по-видимому, был представитель именно этого вида, или же расы, так как они смешались позже с людьми, если верить статьям из интернета. Но им я не верил, между реальным миром и кем-то увиденными его отблесками не может не быть отличий.
Сегодня я уже совершил немало безумных поступков: одним больше, одним меньше — это общей картины не меняло.
Рядом в этом тупике было еще несколько незанятых ниш. Я медленно пошел по коридору мимо рядов ниш разных размеров. В каждой стоял саркофаг и изваяние. Одни статуи были велики, иные малы. Они замерли в самых разных позах, угрожающих и расслабленных, окаменевшие с повелительным жестом рук, с поднятыми и опущенными мечами. Или без них. Даже высечены они были на разный манер. Некоторые были изображены нарочито грубо, дышали силой, словно каменные защитники Сталинграда и атланты сталинской Москвы, другие выглядели словно живые — вот-вот пройдет пара мгновений и они сойдут с постамента и преградят мне путь. Грубые и плавные их лица невольно вызывали дрожь — столь яркие эмоции проступали через камень, даруя жизнь истуканам. У иных рядом с последним местом их пристанища лежали разные предметы: доспехи, знамена, модели звездных кораблей и зданий, во всяком случае мне казалось, что это были именно предметы такого свойства.
Я дошёл, громыхая чужими тяжелыми, как грех, ботинками до конца галереи. Она резко разворачивалась в сторону, напротив поворота виднелся небольшой зал, в глубине его виднелась высоченная статуя. В отличие от сонма воинов и полководцев, гордо стоящих на своих постаментах, этот сит сидел на легком кресле, троном оно совсем не было. Он, склонившись, упирался кулаком левой руки в подбородок, в правой же он держал прозрачную сферу, сквозь которую смотрел перед собой, то есть выходило так, что на меня. Пристально. Изучающе. Лицо сита изрезали глубокие морщины, и оставалось только гадать, в каком расположении духа его изваял скульптор — читать столь нечеловеческое лицо я не решался. Саркофага не было. Помпезных украшений тоже не виднелось. За спиной его стена была просто выкрашена черными и белыми клетками. Как шахматы, очень большие шахматы. С насыщенно-черными и ярко-белыми полями.
Больше я рассмотреть не успел, поскольку вновь заметил, что за мной наблюдают. Я медленно обернулся. Ко мне не спеша подходил воитель в тёмном доспехе. Он не издавал ни звука, броня его не лязгала и даже не шуршала, шёл он абсолютно бесшумно, плыл, словно тень. В его руках лежал закрытый шлем, оружия на виду он не держал. Очертания его были смазаны, и как я ни пытался их рассмотреть, они расплывались в пространстве. Вместе с ним приближалась та непередаваемая атмосфера чужой власти и воли. Он был почти материален, но это был призрак. Все живое в этой гробнице, без сомнения, мертво давно и надежно.
Призрак? Я человек рациональный, но рациональность, среди прочего, — это и готовность принимать мир таким, какой он есть, и изменять свое мнение в свете новооткрытых обстоятельств. Встреченный мной призрак — это фальсифицируемый факт: к примеру, он может быть истинной галлюцинацией. Хотя я и удивился, но мою картину мировоззрения духу сита обрушить не удалось, хотя он и ударил в самый её фундамент.
Мысли в голове вместе с тем смешались, я ничего не знал ни о традициях, ни о правилах поведения и этикете ситов. Пусть даже они были лишены моральных норм и построили идеологию вокруг эгоцентризма, если бы они не умели договариваться, то никогда бы не построили огромное государство, а эта гробница не вызывала бы уважения к художникам и зодчим, создавшим ее. Будь они безумными маньяками, какими их иногда рисуют, такое было бы исключено. Я постарался просто успокоиться и поступать так, как подсказывала интуиция.