За окном смеркалось. Ваймс, почти не отрываясь от работы, чиркнул спичкой и зажег настольную лампу. Бумаги для канцелярии патриция могли бы стать той еще головной болью — Ваймса трудно было назвать хорошим хозяйственником. Все, что выходило за рамки простых потребностей стражника, оставалось для него неизведанной территорией. Но Ветинари никогда и не требовал точных цифр. Для исчислений существовали другие люди. Поэтому Ваймс лишь отмечал, что требуется сделать, а главное (эти пункты он несколько раз обвел карандашом), чего нельзя допустить ни в коем случае (и это тоже требовало затрат, иногда даже больших). Во сколько это обойдется городу? Пусть подсчетами занимаются клерки. Ваймс знал, что даже если он выйдет за какие-то незримые «рамки бюджета», Ветинари в крайнем случае удостоит его очередного едкого замечания, но не откажет. Не в этой ситуации. У Ваймса на руках были все карты, и насколько верно они будут разыграны, зависело только от него.
Он отложил в сторону последний лист и откинулся на спинку стула, разминая шею. За окном уже стемнело. Ваймс спустился вниз и передал плоды своих трудов парнишке, что обычно занимался мелкой работой по дому.
— Передай дежурному офицеру и мигом назад! — велел Ваймс. — Если капитан Моркоу будет на месте, обязательно уточни, есть ли новости по делу.
— Какому делу, сэр?
— Он поймет.
Сперва он подумал, что мог бы сам наведаться в Ярд и узнать все, как говорится, из первых рук. Вариант был заманчивым, ведь он не только позволил бы удовлетворить стражнический зуд, мучивший Ваймса (понять-найти-поймать-призвать к ответу), но и задержаться на работе до полуночи, а может и дольше… Последняя мысль мелькнула всего на секунду. Она была жалкой, даже, черт побери, трусливой. Ваймс запретил себе возвращаться к ней. Он дал слово. А слово Сэма Ваймса кое-чего стоило. В первую очередь для него самого.
Дверь за парнишкой закрылась, и дом снова окутала тишина. Еще более глухая, чем прежде. Ваймс взглянул на часы в слепой надежде, что время «В» уже подходит, но циферблат холодно сообщил ему, что до «особой аудиенции» оставалось еще более двух часов. Ваймс неосознанно поежился. Он терпеть не мог ожидание и бездействие. Если уж тебя впереди ждет что-то неизвестное и неприятное, лучше в эту неизвестность прыгнуть сразу. Одним махом. Но нет, сейчас Ваймс был вынужден мариноваться в собственном соку. Будто герой какой-то вампирской кулинарной книги. Чертов Ветинари!
Ваймс слонялся по дому, как привидение. Разве что цепями не звенел. Выплыв из темноты коридора, он до смерти напугал кухарку, уже собирающуюся домой, и долго сбивчиво перед ней извинялся. Потом мадам Черпак, продолжая тихо причитать себе под нос, все же ушла, оставив Ваймса в полном одиночестве. Дом глухо заскрипел перекрытиями. В нем больше никого не было, только Ваймс да, может, мыши под полом.
«Или крысы».
Нет, это было уже слишком. Ожидание и неизвестность просто вытягивали из Ваймса все жилы. Нужно было сделать хоть что-то, хотя бы с неизвестностью. Да, Ваймс скорее откусил бы себе язык, чем спросил кого-то напрямую «А каково это, когда тебе в шею вгрызается вампир? Что ты в этот момент чувствуешь?» Но в доме была собрана прекрасная библиотека. Стоило поискать ответ там.
Боль интересовала Ваймса в последнюю очередь. В его жизни было немало ран, ушибов и переломов. С болью они были старыми знакомцами. А вот то, что жертвы позднего вампирского ужина почти никогда не сопротивлялись, наводило на неприятные мысли. Ваймс не хотел, чтобы кто-то лез ему в голову. В последнее время в его сознании и без того было тесновато.
Овнецы и впрямь собрали шикарную библиотеку, но к огромному Ваймсову сожалению, они почти не интересовались темой вампиров. Проверив каталог, Ваймс обнаружил единственную книгу, которая оказалась некогда популярным романом. Ваймс открыл ее на случайной странице.
«Ночь окутала мир непроглядно мрачным мраком. Жозефина спала, возлежа на белоснежных простынях, подобная невинному ангелу, спустившемуся с небес. Ее белоснежная ночная сорочка чуть распахнулась, а чувственные губы приоткрылись, испустив тихий, зыбкий и в то же время чувственный вздох. За ней наблюдали чьи-то алчущие глаза»…
Ваймс пролистнул несколько страниц вперед.
«Жозефина испуганно вскрикнула и обернулась на шорох. Ее длинные золотистые волосы взметнулись на ветру, словно крыло райской птицы, ярким всполохом разрезая темное полотно ночи. Ее шелковая сорочка, белая, словно крылья мотылька, затрепетала на ночном ветру, прилегая к стройному юному телу. В огромных голубых глазах отражались дрожащие огоньки свечей. Жозефина увидела, как на дороге неподалеку остановилась карета, запряженная четверкой черных, как ночь, лошадей. Дверца кареты с дьявольским скрипом отворилась сама собой, словно…»
Ваймс решил дать книге последний шанс и открыл ее на последней трети.
«Жозефина затрепетала от сладострастного предвкушения.
— Ах, граф… — прошептала она, томно прикрыв свои прекрасные голубые глаза, пока граф Акула покрывал ее шею и плечи сладострастными поцелуями. — Не нужно…
С каждым поцелуем ее решимость таяла, словно воск свечи пред ликом жадного, полного страсти пламени. В сильных объятиях графа Жозефина почувствовала себя райской птичкой, пойманой умелым охотником.
Жозефина сладострастно вздохнула, когда клыки графа вонзились в ее тонкую нежную шею. Ее накрыло горячей волной трепетн…»
Ваймс не слишком разбирался в литературе, однако и его скудных познаний хватило на то, чтобы понять — добавлением батальных сцен дело не исправить. Решив, что он, пожалуй, достиг предела сладострастных трепетаний на сегодня, Ваймс захлопнул книгу и попытался вычеркнуть прочитанное из памяти.
Стрелки часов медленно ползли вперед. Нужно было заняться хоть чем-то. Ваймс задумчиво почесал подбородок. Точно, он же так и не побрился с утра.
Он нагрел себе немного воды для бритья и даже принял быструю прохладную ванну. Простые привычные действия помогали хотя бы немного отвлечься от гнетущего ожидания.
Ваймс наблюдал за своим отражением в зеркале. Тот, что смотрел на него с обратной стороны, уже не выглядел напряженным, как взведенная арбалетная тетива. Градус напряжения снизился до состояния «натянутой рыболовной лески». Хотя, если задуматься, эту градацию можно было продолжить, в зависимости от рыбы, попавшейся на крючок.
Лезвие гладко скользило по коже.
«Когда вся эта суматоха с Молебном уляжется, нужно будет заглянуть в книжный магазин, — размышлял Ваймс. — Подготовить юному Сэму подарок к возвращению».
С улицы послышались заунывные звуки какой-то религиозной песни. Рука Ваймса дрогнула.
«Черт», — он прижал к порезу полотенце и выглянул в окно.
По дороге неспешно трусил усталый ослик, запряженный в крытый цветным полотнищем фургон. Паломники уже начали прибывать в город. Несколько сердитых голосов из окрестных домов посоветовали вознице поскорее заткнуться, что тот поспешно и исполнил, после чего, щелкнув над головой у ослика кнутом, скрылся в темноте.
«Да, сейчас самое время», — подумал Ваймс, отнимая от кожи полотенце, по которому расползлось небольшое кровавое пятно.
Любой знает, какова кровь на вкус. У нее вкус металла, маленьких монеток, которые дети норовят сунуть за щеку, пока родители не спохватились. В своем детстве Ваймс не слишком часто видел деньги, поэтому вкус крови он узнал самым простым практическим путем — когда ему впервые врезали по зубам. Но вампиры ощущают этот вкус как-то иначе, это уж точно. Нельзя сильно хотеть чего-то, если это что-то на вкус как старый пенни. Ваймсу стало почти любопытно. Он коснулся пореза на шее.
В дверь постучали. Ваймс дернулся и отбросил в сторону полотенце, будто его застали за чем-то непристойным. Кто, черт побери?..
— Сэр!
Ваймс узнал голос слуги, которого отправлял в Ярд с поручением.
— Я сделал все, как вы велели.
— Есть новости? — Ваймс вытер с лица остатки пены.
— Да, сэр. Капитан Моркоу передает… — парень вздрогнул, когда дверь перед его носом резко распахнулась, но быстро взял себя в руки. — Он передает, что сержант Ангва взяла след этого Рут… Рудра…