- Между прочим, отличная идея! Попробуем? - Война даже подался вперед, захваченный идеей показать нерилам, кто тут самый сильный. Но почему-то Саломея понимала, что Война шутит. Своеобразно, но все же. Тот никогда не был против отличной драки. Один на один с достойным противником. Но ввязываться в долгий бессмысленный конфликт? Нет, рыжий слишком любил свободу и независимость. И предпочитал сам выбирать врагов, а не исполнять приказы.
Даже сейчас, таскаясь за Меей и оберегая беспомощного парня, он имел возможность встать и уйти. Погонять столичных упитанных мервей, подраться с местной шпаной, смотаться в Крыло Ворона и подразнить Гнева, а потом вернуться и как ни в чем не бывало спросить, нужна ли Саломее его помощь.
- И как мы будем его убеждать, что мечтаем о зеленых пастбищах в Нереальности, на которых мирно пасутся мерви? - хмык Войны был весьма красноречив и ироничен.
- Владыка сам поймет, когда вернет себе силы.
Морт ничего не ответил. Сорвав высокую травинку и закусив ее, он растянулся на берегу, ощущая, как одежда намокает от ночной росы. Поежился, но подниматься не стал. И так было слишком хорошо. Над головой медленно расходились низкие облака, подгоняемые ветром, и в прорехи из невообразимой дали на Войну, перемигиваясь, с интересом смотрели звезды.
Рядом раздался шорох. Саломея поднялась на ноги и отряхнула казенную одежду.
- Отнесу облик Ладу, а после прослежу, чтобы все было в порядке.
- Никто твоего Ионова не сожрет. Лучше иди - голову проветри, а то выглядишь, будто на похороны свои собралась.
- Я должна быть рядом, - не согласилась Мея, в уме напряженно перестраивая дальнейшую тактику.
- Ну и вали, - сонно пробурчал Война.
...Все, что он помнил - чистое небо, раскинувшееся голубым полотнищем до самого края мира, в тот день, когда он осиротевшим мальчишкой вышел из пустого дома, чтобы никогда в него не вернуться. С собой забрал только упрямство, дерзость, старый отцовский клинок, неловко замотанный тряпками, и еще желание - наглое, несбыточное, но самое-самое - обязательно стать кем-то важным, а не просто мелким оборванцем.
Еще были мальчишки. Такие же грязные и нищие, как и он сам - как и все в их деревне, - но вполне довольные выпавшими им судьбами. Трусы, привыкшие издеваться над теми, кто слабее. И рыжий комок шерсти в тот день показался им идеальной добычей. Котенок шипел, припадая на подбитую лапу, и отчаянно пытался вырваться из окружения.
Не так уж он и любил животных. Мелкие, слабые, бесполезные. И если бы котенок жалобно пищал, он бы наверняка прошел мимо. Но комок шерсти боролся и выглядел гораздо достойнее улюлюкающих мальчишек.
А он всегда любил подраться. Одному сломал руку, еще двум выбил зубы, остальные с воплями разбежались по домам.
Поднятый за шкирку котенок попытался царапаться и притих, когда на него прикрикнули и сильно встряхнули. Замер, ожидая удара. Но он только осмотрел спасенное животное, решив, что повреждения несерьезные - быстро подживут.
- Надо же... девчонка, - хмыкнул он и закинул спасенную живность на плечо. Мелкая немного повозилась, устраивая пострадавшую лапу, а после уцепилась острыми коготками за край старого плаща, показав, что к путешествию готова. - Если не достану денег на еду - съем тебя, - насмешливо пообещал он.
С плеча раздалось шипение и когти кольнули плечо.
Они шли по дороге прочь от прежней жизни, и казалось, что где-то вдали пыльная лента поднимается в голубое небо.
- Дикая! Одобряю. Мать рассказывала о больших черных кошках, не помню, как они называются... Правда, ты рыжая и мелкая, но характер подходящий. Будешь Кошкой, не вижу смысла что-нибудь выдумывать.
Потом были и другие драки, и другое небо, и крохи новых знаний и навыков. И голод, и работа - грязная, гнусная, узнав о которой мать бы расплакалась, а отец бы выгнал его из дома. Разве что он всегда оставался верен себе - не сражаться со слабыми, находить только достойных противников. Наниматели пожимали плечами, но с причудой мирились, и дела с пришедшим опытом находились все чаще. И Кошка тоже была. Выросла из мелкого комка в гибкого сильного зверя. Иногда пропадала по неделям, могла оцарапать его, если он забывался и в плохом настроении пытался сорвать злость на боевой подруге. Но в нужный момент всегда оказывалась рядом. Вцепиться врагу в лицо и разодрать его острыми когтями, кинуться под ноги - сделать все, чтобы ее спаситель выиграл очередной бой и мог поставить перед ней заслуженную миску молока.
И снова был ясный теплый день и чистое голубое небо. Была грязная улица и смутно знакомая компания... слишком большая, чтобы он мог рассчитывать на силу или удачу.
Хриплый голос: «А ты почти не изменился...» - расставил все по своим местам. Спустя столько лет он сам стал загнанной добычей, но все равно боролся, пока мог.
Рядом лежала рыжая Кошка. С перебитым хребтом и окровавленной мордой.
Он отвернулся и устало посмотрел в голубое безоблачно небо. Нет, отдыхать рано. Он же еще не стал кем-то важным, наоборот, принес слишком много вреда... и не станет теперь. Обидно. Сволочи. Даже Кошку не пожалели, а ведь она уже старая была. И все равно пыталась его защитить.
Вот бы с того света вернуться и отомстить.
Может, это далекое небо услышит его клятву?
Он обязательно вернется...
***
Игорь совершенно не удивился, проснувшись от резкого сквозняка. Еще вчера он бы просто закрыл окно, списав свои мысли на обострившуюся паранойю и, рухнув в объятия подушки, вернулся бы к прерванному сну. Сейчас открывшаяся створка не могла быть случайностью или следствием невнимательности.
- Саломея? - позвал Игорь, ощущая себя крайне неловко.
Ответа, конечно, не последовало.
- Война бы просто устроился на крыше или ветке дерева, да? Ему так удобнее, наверное, - говорить в воздух было примерно так же странно, как и обращаться к мерви. Даже если та действительно находилась в комнате, вряд ли ее интересовало мнение Ионова об удобстве наблюдательных пунктов и предпочтениях Войны.
- Это ведь ты тогда была? Напомнила Насте разбудить меня к экзамену. Спасибо, - еще острее чувствуя идиотичность ситуации, тихо поблагодарил Игорь, продолжая всматриваться в сумрак комнаты, будто бы одна сила желания могла вернуть ему способность видеть или хотя бы слышать Нереальность.
- Не понимаю, зачем я сдался Рыцарям. Честно. Может это какая-то злая шутка? Сказали бы честно. Нам ведь действительно не обязательно быть врагами. Фобос, например, нормальная, правда, еще маленькая. Но не думаю, что возраст играет важную роль. И какой из меня Владыка Нереальности? Править монстрами вместо того, чтобы их уничтожать... нет, это не для меня. И ни против друзей, ни против Отдела я не пойду. Даже не подумаю. И потом, у меня здесь все-таки жизнь. Учеба, сестра, мама. Я вот думал, что если не умру в ближайшие пятьдесят - шестьдесят лет, попрошу у Данте попробовать снять блок. Это же замечательно: жить и знать, что дальше что-то есть. Можно не бояться, не гадать, относиться к этому, как к очередному приключению. Или переезду в другой город. К тому же, я же наверняка верну только силу нерила... ни Данте не согласится на то, чтобы освободить опасную тварь, которую я не могу контролировать, ни я сам. Так что для вас я бесполезен. Честно.
Игорь помотал головой, злясь на самого себя за непонятное желание пооткровенничать с Саломеей. Упрямо поджал губы и принялся расправлять сбившееся одеяло. За окном медленно серело. Реальность выцветала, превращаясь в карандашный набросок. Хотелось спать. Обнять подушку, поджать ноги и не думать. Ни про невидимую морту, которая находилась на расстоянии вытянутой руки; ни про нерилов, не заметивших до сих пор Рыцарей, со всеми удобствами обустроившихся в столице; ни про неквамов, оказавшимися предателями.
Но вместо того, чтобы откинуться назад и закрыть глаза, Ионов продолжал смотреть в угол. Почему-то ему казалось, что Саломея находится именно там и жадно ловит каждое его слово. А потом в комнате что-то изменилось. Тени на миг качнулись и стали гуще. Игорь вздрогнул. Ему показалось, что он почувствовал легкое, осторожное прикосновение. Ионов инстинктивно сжал край одеяла, и на секунду по запястью словно провели тонким пером. Первым инстинктом было отдернуть руку и вскочить на ноги. Сказать что-нибудь грубое и злое. Вторым - попросить больше так не делать. Вместо этого Игорь только грустно улыбнулся.