– Бабушка умерла. Забрать можно послезавтра, сразу похороны. У меня есть кое-что, но этого не хватит, чтобы оплатить услуги ритуального агентства, так что помоги.
Рома замолкает на минуту, и, кажется, в этот момент в глазах проносится что-то человеческое, и даже скорбное.
– Ствол где?
– Ты о чём?
– Утром засунул его за ванну, в пакете. Куда унесла?
Парадоксально, но сейчас передо мной практически трезвый человек с осмысленным, серьёзным взглядом, которого я не наблюдала уже пару лет.
– В контейнере, в двух кварталах от дома. Если желаешь, можешь покопаться, – говорю открыто, понимая, что мусор, скорее всего, уже вывезли. – В доме, где есть ребёнок, опасно хранить такие вещи. Так поможешь с деньгами на похороны?
– Твои проблемы, – зло бросает, и через минуту я остаюсь в полной тишине.
Рома, который благополучно переложил все возникающие проблемы на мои плечи, просто уходит. Бабушка – единственный родственник, который у него был. Человек, заменивший ему мать, после смерти перестал интересовать внука, вероятно, по причине того, что будет прекращена выплата пенсии.
Чувствую себя разбитой и обессиленной, когда мне звонят из супермаркета и предъявляют опоздание. Договариваюсь с менеджером, что выполню работу ночью под наблюдением охранника, и ползу к Вале. Всё понимает, соглашаясь оставить Тасю у себя на ночь и занять денег на похороны.
Возвращаюсь поздно ночью, уставшая настолько, что, рухнув на постель, просто рыдаю долгое время, сожалея о бабуле, своей никчёмной жизни и невозможности уйти от Ромы даже сейчас. Теперь, оставшись без накопленной суммы, не смогу снять жильё, а долг Вале прибавит проблем. Ещё долго мне придётся ущемлять себя во всём, чтобы расплатиться с соседкой.
Рома не приходит и на следующий день, когда ухожу на работу, и вечером, когда возвращаюсь. Тася радуется, и я вместе с ней, но больше, чем на два дня муж никогда не пропадал и меня охватывает волнение. Нет, не за его жизнь или благополучие – не покидает странное чувство чего-то страшного и неизбежного. Похороны проходят в тишине, в присутствии Вали, меня и Таси – скромно и сдержанно. Вот так, умер человек и только трое пришли проводить его в последний путь, отдав дань унижения.
Ещё пара дней проходит привычно и спокойно без присутствия в квартире мужа. Радостно и в то же время напряжённо, потому что уже две ночи слышу какие-то шорохи на лестничной клетке, а с утра вижу стопку коробок, непонятно кому принадлежащих. Валя не в курсе, соседи напротив тоже, и оставляю этот момент без внимания. А вечером…
– Добрый вечер, – на пороге стоит толстый высокий мужчина под руку с женщиной лет сорока. – Мы новые хозяева, просим вас выехать.
– Хозяева чего? – удивлённо смотрю на парочку.
– Вот, – тычет мне в нос бумагой. – Мы купили эту квартиру.
– У кого? – листаю документы, на которых внизу данные бабули и его подпись, датированная тремя неделями раньше.
– У бабушки, Людмила Степановна Орлова. Подпись видите?
– Вижу, но у меня есть нотариально заверенное завещание, по которому наследница я.
– Какое завещание, алё? – заводится мужик, проталкивая меня в квартиру. Напускная учтивость испаряется. На звук голосов выбегает Тася, обхватив мои ноги. – Мы купили хату три недели назад, а бабка умерла недавно. Всё верно и по закону. Вали отсюда! – толкает меня, и я, едва не падая, успеваю схватиться за дверь.
– Это незаконно. У неё даже пальцы не двигались, не могла она подпись поставить. Пару лет назад – да, но не недавно, – убеждаю мужчину в неправильности документа.
– Сама ставила – видел. Подтверди, – указывает на женщину.
– Да, – пищит брюнетка, потакая мужику.
– Двое против одного, так что выметайся.
– Куда? – готова разреветься, не понимая, куда идти в восемь вечера, зимой, да ещё и с ребёнком. – У меня маленькая дочь, вы не имеете права меня выгнать сейчас. Дайте время жильё найти, – понимая, что убедить мужика не получится, прошу отсрочку.
– Сейчас, сказал!
– Нет, – прижимаю Тасю и остаюсь на месте.
– Сама напросилась, дура, – шипит мне в лицо и выходит за дверь.
Возвращается в сопровождении двух полицейский ужасающего вида, которые со злостью смотрят на меня и Тасю.
– Человек квартиру купил. Он – его собственность. Выходим, – указывает на дверь.
– Вы же представители закона, – почти молю людей в форме, – меня не могут выгнать с ребёнком в ночь, да ещё и зимой.