На щупальцах блестели заостренные жала и что-то вязко-серое — должно быть, яд. Полуотрубленная голова часто покачивалась. Отвалилась сгоревшая рука, слализа шмотьями кожа, но щупальца…
Свистнули.
Целест постыдно зажмурился. Но боли не было, смерти — тоже, он дышал и обонял зловоние. Еще не поздно — обрадовался, достойная смерть, умри как Магнит и воин. А когда разлепил веко, то…
Не увидел.
Горация. И огня. И Горация. И щупалец, и огня, и Го…
— Декстра?
"Нет. Я", — хрипловатый голос звучал отчетливо, однако все-таки внутри. Авис стоял возле разбитой двери — вернее, сползал вдоль косяка на корточки. Голова Декстры почти касалась его ступней, но Глава воинов не шевелилась.
"Где он?"
"Одержимый? Перед тобой", — и Авис указал на…
— Вот черт.
Гораций распластался рядом с Целестом. Однорукий, без нижней челюсти, с дырой в животе. Только без щупалец; измочаленный труп казался жертвой безумного маньяка… и ни единого яблока.
Ни единой чертовой падалицы.
Целест засмеялся бы, да во рту ссохлось, и боль по-прежнему вытанцовывала под черепом, а еще не осмеливался вновь посмотреть на Декстру.
"Псих?"
"Он самый. А вы его — огнем… хорошо, призвать не пытались".
В костистой ладони Гораций сжимал дужку от очков. Вот, что иллюзия замаскировала под щупальца. "Мне наполовину ослепили… и чуть не убили обломком пенсне. Дерьмо", — Целесту с трудом поднялся на ноги, пихнул блестящую скобу носком ботинка.
"Тсс. Я призвал его полностью. Он мертв", — Авис ухмыльнулся.
"Ты вернулся".
"Ну да. Трус или нет, но воинам без мистиков нельзя", — Авис приблизился, аккуратно обойдя неподвижную Декстру, и пнул труп Горация. — "Доказательство…"
Целест часто дышал. Руки тряслись, и где-то под коленями дергало — сухожилия превратились в размоченные сухари, ломило череп — вторая Печать, незаслуженная. Сукровица медленно сочилась. Больно.
Почему. За что. Шуточки Амбивалента.
"Ты уже возненавидел ее? Теперь уж точно — возненавидел?!" — и вновь Целест не знал, своя или чужая мысль. Не хотел знать. Ему хватало растерзанного Горация, скорчившейся в углу Декстры (нужно подойти и проверить, может, еще жива), пепла и чада.
— Спасибо, — пробормотал он, прикоснувшись к ладони Ависа: сил пожать не было.
Дрожь мешала идти. Целеста давным-давно не мутило от смрада — горелой кожи и крови, гнили или экскрементов из рваных кишков. Но то — другие, чужие; одержимые или даже свои. Не… не Глава воинов.
Декстра казалась вечной. Артемида-Охотница, бессмертная и неумолимая. Она убивает, но не может умереть.
"Тсс", — снова шепнул Авис. Он тихо дышал рядом. Дыхание пахло теплой медью. Когда Целест склонился над (телом? Просто — телом?) Декстрой, Авис выдохнул особенно шумно.
Но он верил. Ему легче поверить: его Глава мертв давным-давно.
"И его убила моя сестра", додумал Целест, разглядывая Декстру. "Останки Декстры", — уточнил невольно.
Декстра сжалась в позе зародыша. Вместо лица — черно-багровая маска, похожая на губку; до сих пор тлела и медленно сочилась на мраморный пол, на лепестки астр, цитронового и яблоневого цвета. "Глава воинов способна выжечь Виндикар до последнего курятника на окраине", — зазвучали чьи-то слова, гулко разносились по опустелой глазнице; Целест мотнул головой.
Не верю. Вот это — сильнейший Магнит-воин?
"Она маленькая", подумал Целест. Декстра чуть выше Вербены. А теперь, когда накаченные мышцы оплавились до костей, и не осталось ничего.
— Она ведь могла уничтожить… все. И дом. И Амбивалента, наверное, — выговорил Целест, сглотнув два или три раза. — Авис. Она могла. Ее ресурса бы хватило…
"Не хотела убивать тебя, быть может", — пожал плечами Авис.
Целеста передернуло.
— Как мило.
Губчатая полужижа капала — тик-так, отмеряя время пост-мортем. Противоестественно тянуло позвать Декстру: госпожа, пойдемте дальше. Мертвая, она была чужой — не собой. Не больше, чем прелестная богиня-танцовщица — чудовище, верно?
Витраж в пролете между первым и вторым этажом налился разноцветными огнями. Ночь сползала за горизонт, а первые лучи солнца пробивались через серые клубы дыма — настойчиво, как сорняки; вечная жизнь и вечный рассвет. Виндикар или пустыня — солнцу все равно.
Авис развернулся к солнцу всем телом, протягивая руки, подставляя черные от крови губы, длинный нос и слипшиеся ресницы.
— Вперед, — сказал Целест. — Вербена наверху, я знаю.
Тот не шелохнулся. Разлепил губы, словно пытаясь заговорить вновь, рваными связками: