Уголки ее губ дрогнули. В глазах промелькнула тень. Замешательство. Сомнение. Начало дилеммы. Надо же, каким я могу быть психологом, когда действую спонтанно.
— Я не то хотела сказать, Куинси, — запинаясь, проговорила она. — Я даже польщена. Мы оба вами восхищаемся, мы наверняка чувствовали одно и то же, читая вашу книгу, но все же просить вас о… А о чем он, собственно, попросил?
— Он меня ни о чем не просил.
— Что же тогда было у него на уме?
Я решил рискнуть и сыграть честно. Передать как можно точнее, что я почувствовал, когда он протер мне шею пропитанной одеколоном салфеткой.
— Может, он подумал, что при случае…
Я медлил. Произнести эти слова оказалось непросто.
— При случае?
— Может быть, ему захотелось заняться с вами любовью, так сказать, по доверенности.
Полина не отвела взгляда. Уточнила бесцветным голосом:
— С его запахом.
Она протяжно вздохнула и спросила — нет, скорее полюбопытствовала, словно я был всего лишь их наперсником:
— И он думает, что я соглашусь?
Я предпочел не ручаться за другого. Развел руками и поднял брови, давая Полине понять, что я в ее распоряжении и ничего не жду взамен. Я — подарок, который можно вообще не распаковывать, я не обижусь. Не знаю, насколько ясно я передал все это мимикой, но Полину, судя по всему, моя реакция успокоила. Она заправила блузку в юбку, скрыв вид на бюстгальтер.
— Ну а вообще, как вы с ним поговорили? Что он сказал про вашу книгу?
Застигнутый врасплох, я передал два-три его комплимента. Сказал, что он узнал себя.
— В чем? В том, как вы толкаете женщину, которая вас любит, на измену?
Ее голос снова был полон горечи. Глупо, что я позволил увлечь себя на это минное поле.
— Не я, — поправил я. — Мой герой. Я пишу «я», но я…
— Это ничего не меняет. Он узнал себя в добровольном лузере. В земляном черве, кончающем жизнь самоубийством.
Я поморщился, задетый этим упрощенным подходом. Была ведь в моей книге и надежда. Или хотя бы искупление. Но действительность играла против меня. Вдыхая запах своего мужчины, исходивший от моей кожи при малейшем движении, абстрагироваться было трудно.
— Как вы нашли его состояние духа? Сцепив руки на коленях, она переплела пальцы.
— Хорошо. Не строит иллюзий, но верит.
— Во что?
— В справедливость, — сымпровизировал я. — Он рассказал мне, в какую западню угодил. Наркодилер, застреленный из его оружия, алиби, которое он отказывается предоставить, связи Сонназа с игорной мафией…
Ее лицо преобразилось, уголки губ дрогнули в улыбке от счастья, в которое она как будто не смела поверить. Она сжала мои запястья, подавшись ко мне порывисто, как девчонка, и разрез юбки съехал к внутренней стороне ляжек.
— Он вам все рассказал? Гениально! И вы сказали «да»!
Я не успел спросить: «На что?» — она продолжала:
— Это будет колоссальная книга! Вы откроете правду, разразится скандал, все встанут на его защиту, и он будет оправдан!
Она повернула голову к кухне, где мадам Вуазен включила телевизор. Передвинулась ближе ко мне и зашептала прямо в ухо:
— Мне он никогда ничего не говорил — берег. Но я знаю, в какое дерьмо он влип из-за Сонназа. Нет, тот его в беде не оставит, если самого не прижмут, но я поняла: выход — это вы! О! Как я счастлива… Вот увидите: Максим — это сюжет вашей жизни!
На такой энтузиазм я даже не смог отреагировать. Ее левая грудь касалась моей руки, и все остальное в тот момент было не важно. Доверчивым движением, от которого я оцепенел, она опустила голову мне на плечо.
— Я больше ничего не могла для него сделать, Куинси. Как женщина. Ему был нужен друг. Я не знаю, как вас благодарить… Хотя нет, ясно как. Посмотрим.
Я вконец растерялся. Перспектива, которую она открыла для нас двоих, чтобы тут же ее закрыть, простой переменой тона превратив порыв благодарности в жертву, лишила меня дара речи.
Полина резко выпрямилась, вскочила на ноги:
— Ну, за работу! — И вложила мне в руку мою авторучку. — Подпишите те, что уже проданы, сэкономите время. Вот этот для Раймона, спутника мадам Вуазен. У них у каждого свой экземпляр.
Я отвинтил колпачок, уронил ручку, вытер кляксу. Она стояла, заложив руки за спину, и с лукаво-смущенной гримасой наблюдала за состоянием, в которое сама же меня повергла.
— Мне очень жаль, если я вас шокировала, я вовсе не собиралась предлагать вам трах…
— Нет, нет, — невпопад ответил я.
— Но я очень тронута тем, что вы так это восприняли. У меня есть один жизненный принцип: любовь нужна для того, чтобы из нее рождалась дружба. Иначе как? Влюбились, переспали, надоели друг другу, разбежались, нашли себе других и все забыли. Какой интерес?