Моя уставшая от бесплодных метаний пресс-секретарь наконец бросила мне однажды победоносным тоном с примесью обиды:
— Я пристроила вас в «Литературную неделю». Не без труда.
Рецензия вышла в следующий вторник. Три строчки внизу страницы.
Так мне открылся один из основополагающих законов моей среды, который бывший зэк с острова Ре нарушил, сам того не ведая: хуже нет, когда «литературного» писателя пытаются сделать «коммерческим». Особенно если он не продается.
Больше месяца я жил в этой пустыне, единственным миражом в которой стало вручение премии для очень узкого круга Сен-Жермен-де-Пре[33], на которое я, как ни странно, был приглашен, хотя даже не фигурировал в списках номинантов. В битком набитом зале «Клозри-де-Лила» я столкнулся с Максимом, несуразным в белом смокинге среди потертых джинсов местной фауны. Я спросил, как его сюда занесло. Он звучно расцеловал меня в обе щеки.
— Это я сделал так, чтобы тебя пригласили. Надо тебе хоть где-то светиться.
Я поблагодарил, скрывая раздражение, и спросил с намеком:
— Ты надолго в Париж?
— Сколько понадобится, чтобы поправить наши дела. Вот, знакомьтесь, мадемуазель, это мой товарищ Куинси Фарриоль, о котором я вам только что говорил. Разреши представить тебе Летицию, кузину Арлетт Лагийе. Я ей сказал: «В кои-то веки появился хороший писатель левого толка, сделайте ему рекламу».
Я пожал руку, которую без особой убежденности протянула мне миниатюрная брюнетка, состоявшая в родстве с «Рабочей борьбой»[34], и поспешно ретировавшаяся к буфету, когда Максим сказал ей, что если они хотят, чтобы я подписывал книги на празднике «Юманите», то надо срочно зарезервировать мне стенд: я-де иду нарасхват.
— Красивый задок, — заметил он, осушив бокал шампанского, бог весть какой по счету, судя по его зрачкам. — Так о чем бишь я? Я же для тебя стараюсь. Твоя пресс-атташе — мямля. Кстати, что это за прыщ такой кропает в «Литературной неделе»? Ты у него бабу увел, что ли? «Неуместное восхваление подонка общества, до смешного сентиментального». Посмотрим, хватит ли у него духу повторить это мне в лицо, а? А то ведь, что бы там ни думали, смехом можно убить!
Он резким движением ухватил за локоть проходящего официанта и успел поймать бокал среди других, посыпавшихся на ковер. Я попытался его успокоить, объяснив, что это уважаемый критик и что он имеет право на свою точку зрения.
— Ну так пусть хотя бы помалкивает в тряпочку!
Я, как мог спокойно, растолковал ему, что в плане профессиональной этики литературный журналист не обязан только расточать похвалы.
Он залпом выпил шампанское и заключил:
— С ним я тоже поквитаюсь.
Его воинственный вид встревожил меня.
— Как это — «тоже»?
Багровое лицо просияло широкой улыбкой. Он взял меня под локоть и повел к буфету, чтобы добавить.
— Погоди, ты еще не видел рожу хроникера из «Шумихи». Не знаю, в курсе ли ты, но он проехался по тебе вчера вечером. Вот я в холле канала и выдал ему по первое число. Кто тронет тебя, будет иметь дело со мной!
Его голос повысился на два тона. Я не знал, куда деваться. Дернув подбородком а-ля Муссолини, он смерил взглядом присутствующих в зале журналистов, дабы предостеречь моих потенциальных врагов. Я с пылающими щеками вырвал у него из рук бокал и заставил поклясться честью, что он больше пальцем не тронет ни одного из моих критиков. Он посмотрел на меня с вызовом, потом пожал плечами, сплюнул на пол, поднял правую руку и потер ладонью о ладонь жестом Понтия Пилата. После этого забрал у меня свой бокал и произнес тост:
— За упокой твоей карьеры. Без связей ты никто, старина. Еще когда я познакомился с тобой при Миттеране, ты был рокардийцем[35] с уклоном к экологистам. Теперь же, с твоей щепетильностью интеллектуала-жоспениста[36] во Франции Ширака, если только тебя не посадить за решетку, не представляю, как ты сможешь пробиться.
— Тебе не кажется, что ты путаешь литературу с политикой?
— Механизм один: тебя боятся — значит, уважают, или ты труп. Если я тебя брошу, ты так и останешься земляным червем и букашкой, а кончишь и вовсе клопом, которого раздавят.
— Пусть лучше меня раздавят, чем я буду добиваться успеха с помощью шлюх, рэкета и насилия. Ясно? Забудь меня.
Он посмотрел на меня с бесконечной печалью и отвернулся, пробормотав «ясно». И тут вдруг я увидел в нем жертву моей несправедливости. Друга, чьи доказательства дружбы я отверг. Клоуна, выставленного за дверь моего цирка. Я предпочел порвать, чтобы не было искушения предоставить ему карт-бланш.
33
В парижском квартале Сен-Жермен-де-Пре находятся крупнейшие французские издательства; кроме того, он издавна считается кварталом интеллектуалов и снобов.
34
«Рабочая борьба» — общепринятое название французской троцкистской коммунистической партии «Коммунистический союз (троцкистский)». Арлетт Лагийе — представитель партии с 1973 г. и постоянный кандидат на президентских выборах во Франции.
36
Лионель Жоспен (р. 1937) — французский политик-социалист, премьер-министр в 1997–2002 гг.