— Вон! — ткнула пальцем в заросли малины Сашка и заплакала.
— Мама! — простонал Витька с надрывом, как в мексиканском многосерийном фильме.
— Папа… — прошептал я, и у меня тоже на глаза навернулись слезы. Теперь его — в полосатый костюм, в наручники его, в красивый милицейский автомобиль… Что ты, Витька, наделал?! Или ты, Витька, Тарас Бульба, который своего сына… отца… Или кого он там?!
И, действительно, шагах в десяти на траве валялось поникшее тело трупа ни в чем не повинного человека. Несчастной жертвы в виде женщины.
Дядя Витя, как увидел, что труп женский, в лице переменился:
— Нэвжэ? — прошептали его губы.
Представляете, что он подумал? Что именно ее, сардинку!
Папа посмотрел на меня, на свои руки, сжимающие оружие, и разжал пальцы… Он брезгливо поморщился. Ружье полетело в траву. Боцман опять нервически хохотнул… Всем стало страшно, как в кино. Нет, хуже, потому что не выключить.
— Что здесь происходит? — раздался со стороны калитки деревянный голос Марии Переваловой. — Стреляли?
Тщательно выговаривая слова, студентка филологического факультета приблизилась к нам, наступила на застреленный организм и остановилась.
— Тут двое не пробегало? Та-а-аких черненьких, в шляпе, таких ма-а-аленьких? — И студентка показала краешек ногтя, размером не больше мышиного ребенка.
— Хе-хе-хе… — хохотнул дядя Витя и, глупо улыбнувшись, попросил: — Уберите ногу с трупа, пожалуйста…
— Может, он еще живой? — с надеждой в голосе добавил папа. — Она!
— Может, она еще дышит? — пролепетала Сашка, захлебываясь слезами.
— Может, ей искусственное дыхание… — вспомнил я.
— Как вы… — студентка поглядела в смеющееся лицо боцмана, — вы сказали… трупа?! — и перевела взгляд себе под ноги. Перевела она этот самый свой взгляд и, слабо пискнув, грохнулась на траву в обморок. Вот тебе и стишки… Разлеглась рядом с покойником, мешая тому дышать.
— В обморок… — рассмеялся странным голосом папа. — Кто еще? Все в обморок. Все!
И тут Витька сказал такое, что я действительно тоже чуть не загремел в обморок.
— Наша мама, — сказал Витька и побледнел.
У меня изморозью покрылась спина — как же я сразу не разглядел мамино платье? Значит, она вечером приехала сюрпризом из Кисловодска и наткнулась в саду на папину пулю?!!
Ну, тут папа бросился к покойнику! Тут мы все бросились в надежде на чудо. И представляете — свершилось!
— Наташкино платье, — прошептал папа, поднимая с земли мамино праздничное платье. — Сам дарил. Не-ет… Сам деньги давал. Но откуда?!
И тут до меня дошло, как до жирафа, и до Витьки тоже дошло, потому что вижу, он белеть перестал: это же то самое платье, в котором Витька изображал Анжелику. Или мулатку?
Знаете, как сразу у меня легко сделалось на сердце? Будто камень с души свалился… Честно. Сразу так захотелось вмазать Витьке в глаз, что просто руки зачесались. Ну, думаю, ты у меня алфавит забудешь и до пенсии вспоминать будешь, как отдельные буквы называются! И вмазал бы, да сейчас нельзя, поскольку все и так нервные, как я не знаю что…
Потом мы откачивали Марию Перевалову. Сначала ее все хлопали по щекам. Затем на этот шум подошел Петька-радиотехник и сказал, что с некоторых пор он лучше знает, что Маше нужно. Оказывается дуть на нее нужно. Петька стал дуть, и Машка очухалась. Очухалась и стала доводить папу до ужасного состояния своими расспросами о том, куда мы спрятали покойника, пока она валялась без сознания. А мы ее убеждали, что трупа не было. Она не поверила, но переключилась на дядю Тома, на черненького, как мышиный ребенок, и понесла такую ахинею, что все единогласно пожалели, что она не валяется в молчаливом обмороке. А Петька заинтересовался неграми. Только теперь и папа, и дядя Витя были уверены, что это были не негры, а женщина с ребенком. Особенно горячился дядя Витя. Понимаете, почему? Вот именно. Из-за сардинки… Эх!
Дошли до выстрелов. Петька спросил, где сейчас оружие. Папа вспомнил, что до последнего времени держал ружье в руках, а теперь оно исчезло.
— А-а!! — зажимая рот ладонями, воскликнула Мария. — Это мне напоминает один детектив. И сейчас нас… по очереди… начнут… — И тут Мария опять упала в обморок.
Все решили, что пусть пока полежит, и принялись искать ружье. Мы с Витькой в один голос заявили, что оружия не брали, и нам почему-то поверили. Тогда Сашка (вот он, последний свидетель!), трясущаяся под своим одеялом, сказала, что папа выбросил ружье, когда все подумали, что уже убили человека, а теперь, когда оказалось, что еще не застрелили, ей, Сашке, Хочется побыстрее убежать в дом, а то она тоже видела в одном фильме, к чему приводит небрежность с оружием.