--Осторожнее! - предупреждаю Лори и, едва не падаю сам. Из-под ног с басовитым мявом бросается жирная туша кота.
Лори заливисто хохочет:
--Сам осторожней!
--Ненавижу котов - только жрут и гадят, - бурчу я.
"На него кот поссыт - он гореть не станет!" - вспоминаются слова Пита...
Судорожно перебираю все, что знаю, о бомбах, гранатах, взрывчатке... Все то, чему меня учил сам же Пит... Совсем недавно... План оформляется со всей четкостью - дурацкий, но реальный... Кажется...
Командую, как можно веселей:
--Ассистент, нож!
Лори, скорчив гримаску, протягивает мне обычный кухонный нож, пробую заточку ногтем - острый...
--Тебе нужно помогать?
"Конечно, дорогая - если что расскажешь, как я все делал от души и верно..." - хмуро думаю, но говорю, извлекая из пенала алюминиевую гильзу детонатора:
--Не обязательно - отдохни лучше, выспись! Хорошо отоспанная и отлюбленная женщина - добра и весела!
Как я и думал, Лори не уходит. Еще бы! А как же женское любопытство? Чувствуя ее взгляд, аккуратно нарезаю шнур кусочками по тридцать сантиметров...
--Ой, а не короткие? - вспоминаю: "женщина не может не задавать вопросов", неужели правы клоуны из варьете...
Корчу умную рожу, отрезаю от бухты кусочек в десяток сантиметров...
--Принеси спички! - командую.
Лори уносится на кухню и возвращается не только с коробкой спичек, но и с плоскогубцами.
--Чуть не забыла, - довольно улыбается, - Пит велел тебе щипчики передать.
"Щипчики" - специальные плоскогубцы с узкой рабочей кромкой. Обжимать детонаторы - самый тот инструмент. Киваю головой... Достаю спичку из коробки срезаю наискосок обрывочек шнура, прижимаю головку спички к шнуру и чиркаю теркой коробка...
--Засекай время, - подмигиваю Лори.
Конечно же, ничего она не засекает, а просто смотрит, как сгорает шнур. Потом я отвечаю на град вопросов, начиная с банального: "А почему нельзя зажечь "шнурочек" зажигалкой?" и завершая брезгливым "А почему он так воняет?"
--Скорость горения шнура на воздухе составляет, примерно, один сантиметр за секунду, но зависит еще от состояния - при повышении влажности, может замедляться, у пересохшего - убыстряться, - рассказываю Лори с самым умным лицом и хлопаю себя по лбу, будто забыв что-то важное...
--Где моя куртка? - встаю с самым решительным видом.
Лори удивленно смотрит на меня.
--Пакеты забыли! - объясняю ей, молясь про себя, чтобы Пит не предусмотрел и этого, как плоскогубцы.
--Какие пакеты?
--Обычные пакеты, крепкие... - бурчу я, - сейчас пойду куплю.
--Я сама куплю! - тут же возражает девушка.
--Ну да! Ночью попрешься в супермаркет! - возражаю я как можно более насмешливо.
--Тебе лучше не светиться, - срывается с места Лори, - а у меня вот что есть!
Она гордо демонстрирует мне маленький плоский пистолетик. Спрятав его в карман куртки, чмокает меня в губы.
--Бери самые толстые! И еще возьми обычных прозрачных! - напутствую Лори, внутренне ликуя.
Когда девушка возвращается, передо мной на столе аккуратным рядком стоят все семь тротиловых шашек, уже снабженных детонаторами... Смертельные цилиндрики со смешными хвостиками шнура торчащими из них. Пальцы гудят - так быстро я еще никогда не работал. Впрочем, я, вообще, всего второй раз в жизни работал со взрывчаткой. Хорошо еще, что из-за спешки не было времени бояться...
Остальную часть работы проделываем вместе. Пересыпаем подшипники из бумажных промасленных пакетов, в целлофановые. Скрепляем скотчем элементы бомбы - брикет аммонита, промежуточный детонатор (ту самую тротиловую шашку), пакетик с подшипниками. Семь увесистых свертков...
--А большие пакеты зачем были нужны? - отдуваясь, спрашивает Лори.
Я протягиваю ей бомбу:
--Прикинь. Смотри, какая тяжесть получилась. А так чиркаешь теркой...
--Какой теркой? - изумленно вскидывает брови она.
Я молча смотрю на нее, потом тычу пальцем в хвостик шнура, к которому прикручены скотчем спички.
--А поняла! - радуется Лори.
--Ну вот, чиркаешь, а потом либо оставляешь пакет в толпе и быстро убегаешь, либо... - я наглядно показываю раскручивая пакет с бомбой на манер метателя молота.
--А потом падать? - этот злой ребенок с добрыми глазами, доверчиво глядит на меня.
--Нет, затопчут, - грустно говорю я и добавляю:
--Быстро уходи оттуда, у тебя будет секунд двадцать...
--Не много? - беспокоится она.
"Мало! Очень мало..." - но этого я не говорю. Губы и язык заняты поцелуем. Но мысль о том, что будет, если хоть одна из бомб все же сработает, не покидает меня... Лишь утешением гремит из глубин памяти спокойный голос Пита:
"А это, студент - ОША - огнепроводный шнур асфальтированный. Редкое старье и гадость! Слово асфальтированный указывает на пропитку нитяных волокон нефтяным составом. Надежность ниже плинтуса. Даже в сухом месте лежит не больше пятнадцати часов, слишком быстро вбирает влагу..."
"Влаги должно хватить" - эта мысль, сопровождаемая блужданием моего языка в довольно влажном месте, немного успокаивает.
Возвращение Пита с остальной шоблой застает нас с Лори лежащими в обнимку на диване.
***
Папу убивают в одиннадцать тридцать на митинге на Площади Свободы. Подробностей не сообщают... По визору звучат траурные марши, иногда диктор зачитывает последние новости - весь мир осуждает терракт... бла-бла... Боже мой!
Я тенью слоняюсь по резко потемневшему, захлебнувшемуся горем особняку, не в силах справится с болью... Только сейчас осознавая, чем придется платить за радость вновь обрести близких. Мне предстоит вновь их потерять. Еще раз, одного за одним. С самого начала пережить ВСЕ! Ужас все сильнее и сильнее холодит тело, меня начинает трясти в ознобе. А потом все повторяется, я уже пережила все это - за что мне это опять?
Сначала начинает трезвонить телефон. Я выслушиваю соболезнования, что-то отвечаю на автомате... Спокойный голос дяди, так похожий на голос отца:
--Мужайся, девочка...
Кажется, он слово в слово повторяет те слова, что я помню... И я бездумно отвечаю:
--Держусь... Спасибо... Я буду... Конечно... Держусь.
Потом возвращается домой Эрик. И я повиснув на нем вою в голос, уткнувшись в жесткое сукно кителя. Прижимаясь, как будто могу удержать, рядом с собой - спасти от смерти. Он что-то шепчет мне, успокаивает, а я... Я помню кадры фрегата с огромной дырой в борту, туда врезались камикадзе на набитой взрывчаткой яхте... В начале войны визор еще работал. Может быть сейчас будет все иначе?! Но... Новая волна слез захлестывает меня.
В себя прихожу от противной, воняющей зимними яблоками жидкости. Отвратительно, но она холодная и я выпиваю стакан до дна.
--Вот и умница, - тихо говорит Эрик, - не надо... Нам нужно жить дальше... Ты сильная, Каролина!
Понимаю, что сейчас вновь буду реветь, до боли закусываю губу. Неожиданно это помогает... Слезы отступают - остается только тупая ноющая боль в груди. Тяжелая, но ее можно терпеть.
"Ты сильная, Каролина!" - говорю себе, смывая с лица остатки размытого слезами макияжа.
Матери я звоню сама. Там где она сейчас ночь - другое полушарие. Мама молча выслушивает мой сбивчивый шепот. Мотом безжизненным голосом говорит, что она всегда ожидала чего-то подобного и зовет переехать к ней. Я отговариваюсь, обещая подумать об этом позже... А может быть? Сбежать туда? В большую и сильную страну? Уговорить Эрика, взять с собой Мику и гори оно все?
"Судьбу не обманешь..." - голос уходящего Роддрика, отрезвляет меня, но... Кто сказал, что судьбу нельзя обмануть?