--Фантазеркой, - улыбается Мика и накидывает ремень сумки на плечо.
--Пошли?
--Пошли! - я крепко беру его за руку и тяну в темноту, туда где валяются трупы и все еще пахнет войной - кисло порохом, удушливо кровью.
Хотя и помню о крови, но все равно поскальзываюсь, вынужденно цепляюсь за Мику, он тут же подхватывает меня. Мужчина-опора, книжная мечта наивных дур...
--Ты думаешь, что картины все еще здесь? - спокойно спрашивает "опора" и зажигает фонарик.
--Надеюсь! Ведь и эти, - брезгливо отбрасываю ногой с дороги, руку со скрюченными агонией пальцами, - тоже надеялись...
Я тяну Мику за собой, я знаю куда перепрятали картины.
--Секретные комнатки в винных подвалах, это давно уже не секрет, - осторожно бью носком ноги по обломку деревянного стеллажа, и стена мягко поднимается вверх, - в этих комнатах хозяева прятали от нерадивых слуг лучшие вина.
Потайная комната встретила нас хаосом и бардаком, все те же разбитые стеллажи, все те же разломанные бочки...
--Я ж говорю, чудес не бывает! - ухмыляется Мика.
--Ты знаешь, кто такой Флориан Ле Мюлье? - я запускаю руку в его сумку, ощупываю сталь оружия, наконец, нахожу браслетик.
--Ну этот... художник! - кхекает Мика.
Я забираю у него фонарь и начинаю внимательно обследовать стены.
--Ух ты, да тут фрески сохранились! - изумляется Мика, - И какой дебил это все штукатуркой замазал?
--Мой прадедушка! - объясняю я.
--Извини! - кажется, я смутила Мику.
--Ничего, просто он в религию вдарился, и действительно, к концу жизни помешался на морали! - я наконец нахожу, то что искала - едва заметную нишу-выемку в стене...
--Иди сюда! - подзываю я Мику.
Когда чувствую на своем затылке его дыхание, надавливаю на еле-ощутимый выступ в камне - шорох, стена поворачивается вместе с частью пола.
--Добро пожаловать, - замечаю я.
--Крути обратно, - мрачно бурчит Мика, - я там сумку оставил, предупреждать надо!
--На обратном пути заберем, - я торопливо разгоняю фонариком пыльный мрак каморки.
Там, в дальнем углу под кучей хлама лежат картины, любовно упакованные в специальные чемоданчики.
Я открываю нужный и достаю картину Ле Мюлье. Разворачиваю упаковку и осветив изображение фонариком, ставлю картину к стене, а затем, чем черт не шутит? Кладу в угол серебряную змейку...
--Ох, - выдыхает Мика рядом.
Перед нами высится громада маяка. Темнота каморки обрывается окном в лето - на берег накатываются волны, ветерок шевелит кроны старых тополей, а белоснежная пирамида устремляется в голубое марево летнего рассвета...
***
Когда темнота перед глазами рассеялась, вокруг по-прежнему было разрушенное подземелье, и запах озона смешивался с запахом гари. Маяк на пресловутой картине загадочно белел в темноте... Ничего не изменилось.
Экстрасенсорное воздействие гения. Ха... Иллюзия. Дурацкий обман. Выдумка. Не было никакого изменения, никакого окна в прошлое! И почему я поверила в эту чушь? Мало ли что мне казалось в детстве, мало ли какие игры придумывались? Наивная идиотка!
Разочарование и обида, досада на собственную глупость были такими горькими, такими несправедливыми, такими жестокими... Слезы хлынули потоком. В который раз за это время. А ведь я не плакала очень давно. Наверное, с самого начала войны. И вот теперь... Слезы текли и текли по моим грязным щекам. Я захлебывалась в истерическом рыдании, чувствую себя маленькой обманутой девочкой.
--Тише, Каролина, тише, не надо, - Мика неловко пытался меня утешить, обнимая за плечи.
--Я становлюсь истеричкой! - вырвались слова вместе с новой волной слез.
--Глупыш, - Мика прижал меня крепче.
Я уткнулась лицом в жесткую, воняющую гарью и псиной ткань бушлата, но слезы не унимались. Слезы, глупые вопли... Сколько времени прошло, пока истерика сошла на нет, сменившись судорожными всхлипами и каменной болью где-то в затылке?
--Я дура! - подвела я итог и, наконец, смогла дышать спокойно... Обида оставалась, но тоже затихла...
--Пойдем? - спросил Мика.
--Пойдем, - стараясь не шмыгать носом, согласилась я.
И замерла. Дернула Мику за рукав:
--Слышишь?
Звук шедший с поверхности был странный, незнакомый... Нет! Знакомый, но словно давно позабытый. Сердце испуганно вздрогнуло и рухнуло в пятки.
--Что-то? - растерянно нахмурился Мика, прислушиваясь...
--Трамвай! - выпалила я, и это простое, но странное слово словно открыло дверь в полузабытый мир...
Шум - и вправду звон проезжающего трамвая, рычание моторов... Я рванулась к выходу, замирая от предчувствия чуда...
--Картина... - вдруг удивился Мика, - картина исчезла...
Особняк, откуда мы выбрались, был обтянут лесами и строительной сеткой с надписями: "реставрационные работы проводит...". Группа туристов, возбужденно треща и поминутно щелкая фотоаппаратами, проскакала вслед за гидом за угол пешеходной дорожки.
--Остров цел! - сказала я вслух и покачнулась, яркое ослепительно синее небо понеслось над нами, закружилось... У меня подкосились ноги. Если бы Мика не удержал меня, я бы, наверное, так и упала на мостовую.
--Значит все таки получилось? - прошептала я.
--Значит получилось - отозвался Мика, - я кажется понял.
-- Это прошлое? - полуспрашиваю полуутверждаю я.
--Лишь бы снова не сон, - хрипло бормочет Мика.
Мы так и стояли, обнявшись, у старой крепостной стены, а пробегающие мимо туристы удивленно оглядывались на странную перемазанную в чем-то буром парочку в пропыленном камуфляже, совершенно не вязавшуюся с окружающим нарядным пейзажем.
--Ой, а если нас заберут, как бродяг? - запоздало удивилась я.
--А тебе не все равно? - хмыкнул Мика - ЗДЕСЬ, - выделил он слово, - пускай забирают... - и ощерился хищно, - если смогут.
***
Уже подбегая к знакомой калиточке черного входа, я поняла, что боюсь. Дико, страшно, до холодных мурашек на спине. Да издалека наш фамильный особняк выглядит как всегда, но вдруг?!
Дверь открыта - правильно, утро значит должны привезти продукты и молоко...
--Каролина, что случилось, что у тебя за вид? - фру Свеннсон, наша экономка и домоправительница, добрый дух нашей семьи смотрит на меня большими напуганными глазами.
Так. Надо быть собой. Вернее не собой, а той взбалмошной девчонкой, вчерашней гимназисткой, дурочкой и хохотушкой... Сердце колотится, но слова срываются сами собой - беззаботные, веселые слова, вот только голос хрипловат:
--Ах, не спрашивайте, фру Свеннсон! Мы были в катакомбах, а потом едва не заблудились... Я все расскажу попозже, - частю я и замираю - ванильный запах свежих булочек наполняет рот кислой слюной.
--А не найдется ли у нас что-нибудь поесть? - главное, что голос у меня не дрожит.
--Разумеется, найдется - кивает фру Свеннсон. Ее голос набирает привычную решительность, - но сначала я приготовлю тебе ванну...
Она снова замолкает, испуганно глядя мне за спину. Я оборачиваюсь - долговязая присыпанная мелом, пылью и тем, что принято называть "удобрением голубиное гуано" фигура Мики выглядит на нашей кухне призраком, сбежавшим из Ада. А ведь я, наверное, выгляжу не лучше...
"Бедная фру Свеннсон", - думаю я и помогаю старушке справиться с потрясением говорю, будто на официальном приеме:
--Фру Свеннсон - это Мика мой... - на миг я сбиваюсь с уверенного тона капризной девчонки, но тут же вспоминаю как это, - ...мой партнер по сквошу!
Мика за спиной задушено сипит:
--Очень приятно, - и кажется пытается щелкнуть каблуками.
Я ободряюще подмигиваю ему и оканчиваю церемонию:
--Мика - это Хельде Свеннсон - добрая фея нашего дома...
"Добрая фея" не очень добрым голосом снова интересуется: