Дом встречает нас светом керосиновой лампы и душной обволакивающей теплотой. Ноги сразу становятся ватными, чувствую, как тепло слабостью растекается по телу. И вместе с ним приходит ощущение того, насколько я грязная - тело зудит и чешется, сопревшие пальцы ног в мокрых носках щипет... При свете видно, что Торвальд еще не стар, всклоченная борода русая...
--Добро, - говорит он, - сейчас я вас покормлю и ложитесь спать. Отдохнете, на рассвете пойдем.
--Нам бы помыться! - получается у нас с Элинкой почти хором.
--Ну, это само собой, - улыбается в усы Торвальд, - пойду воду поставлю.
--Я помогу, - тут же откликается Мика.
--Добро, - Торвальд немногословен.
***
В доме у Торвальда кормежка простая, но для нас свежий домашний хлеб и нарезанная крупными кусками отваренная с травами рыба - роскошная еда. Едим в полном молчании. Хозяин, вообще, немногословен. За то время, что мы грели воду, он не проронил не слова. И пока мы с ним ждали, когда отмоются девчонки, он сказал только пару слов. Протягивая две огромные байковые рубашки он буркнул:
--Пусть пока переоденутся, белье чистое, - да мне дал огромный джинсовый комбез, но уже молча.
Я мылся в одиночестве, вода уже подстыла, но прикосновение даже слегка теплой воды и жесткой мочалки к телу было настолько сладким, что хотелось мурчать, как довольному коту. Если бы не манящие запахи с кухни, я бы до бесконечности скоблил ликующие тело, стирая горько пахнущую пену коричневого "хозяйственного" мыла.
Желудок набивается быстро, как обычно с голодухи. Это только кажется, что можешь съесть всю огромную миску, что выставил Торвальд, но добрый ломоть хлеба, два внушительных куска рыбы и сил остается только на пахнущий травами чай. Он без сахара, но сладость там дает заварка... В голове приятная пустота... Раскрасневшиеся от еды и чая девчонки в одинаковых клетчатых рубашках, почти как близняшки - огромные глаза, вздернутые носики... Ну да, они ведь сестры, что тут удивляться?
Лениво оглядываю комнату, где мы находимся. Интерьер выдержан в "морском" стиле. Ситцевые занавесочки с якорями, скатерть. Но вот заметно, что это жилище холостяка, не знаю, как это объяснить, но жилище лишено того необъяснимого, но всегда ощущаемого уюта, который способна создать женщина. А без этого теряется что-то... Может та самая, пресловутая душа дома? И поэтому просто невозможно ощущать себя "дома" в общагах, казармах, мотелях? Снова вспоминаю бабушку... И ловлю себя на мысли, что мне и вспоминать-то больше некого. Грустная мысль... Но верная.
Чтобы отвлечься снова шарю взглядом по комнате. Мое внимание привлекает фотография на стене, такими обычно завалены все сувенирные магазинчики. Полосатый маяк на скале. Я всматриваюсь, словно завороженный, не в силах избавиться от ощущения дежавю. Мистика какая-то. Мне кажется, что я слышу крики чаек... А может птицы действительно вопят за окном? Пытаюсь вспомнить, кричат ли чайки ночами...
--Эй! Да ты сидя засыпаешь, - крепкий хлопок по спине возвращает меня в реальность.
Несколько мгновений тупо гляжу на Торвальда возвышающегося надо мной. А гигант басит:
--Спать! Женщины лягут в спальне, там широкая кровать, а мы на полу...
Я лишь киваю. Постель на уютно пахнущем деревом полу раскладываю уже в полусне. А потом проваливаюсь в уютную и теплую темноту...
Будит меня легкое прикосновение к лицу. Сначала хватаюсь за револьвер под подушкой, потом открываю глаза. По-прежнему горит на столе керосиновая лампа, а в окне стоит темь.
--Что? - спрашиваю, присевшую на коленки рядом со мной Каролину.
--Просыпайся, Торвальд велел тебя будить, скоро пойдем, - замечаю, что Каролина вновь одета даже уродская синяя куртка на плечи накинута.
--Уже утро? - я рывком выбираюсь из-под одеяла.
--Уже вечер, - смеется вошедшая в комнату Элинка, - мы тебе воду согрели, еда на столе.
--Спасибо, - отвечаю автоматически и бреду на кухню, прикидывая, где здесь может быть сортир.
--Пистолет-то оставь, - ехидно замечает Элинка.
--Это револьвер, - откликаюсь я, но кладу "Доберман" на стол.
--Мика, удобства из кухни по коридорчику направо, - это уже Каролина.
--Угу, - бурчу в ответ, подтягивая помочи огромного джинсового комбеза Торвальда.
Выбираюсь на кухню и замираю. С улицы в дверь заходит хмурый Торвальд, а с ним коренастый, бородатый мужик... Делаю шаг назад, прикидывая успею ли добежать до револьвера на столе. Спутник Торвальда, знакомо шмыгает сизым носом, ледяные глаза на украшенном шрамами лице останавливаются на мне.
--Это и есть беременная девушка? - сипит он.
--Нет, это не девушка, Кэп! - хмуро отвечает Торвальд и уже мне:
--Знакомьтесь, этого человека можешь звать Кэп, он шкипер.
Кэп тянет мне свою клешню, которую я пожимаю. Я уже все понял, но легче от этого не становится. Ощущать себя игрушкой непонятных сил страшно. Может есть на свете Бог и ему стало скучно? Или я всего лишь персонаж книги сумасшедшего автора? Меня накрывает все то, что гнал от себя все эти дни. Ощущение сюра, бреда сна... Нестерпимо хочется ржать в голос и выть одновременно. Но нельзя. Потому я просто приветливо улыбаюсь своему новому старому знакомому и тихо говорю:
--Здравствуй... Кэп. Я Мика.
***
Волны, словно гладкие спины морских чудовищ как игрушку кидают кажущуюся крошечной яхту Кэпа. Приподнимают, а потом резко роняют вниз, чтобы снова подхватить и вынести, обдав веером ледяных брызг. Море и небо, сливаясь в сумерках, кажутся одним бесконечным пространством, в котором не существует больше ничего кроме волн и этого почти лежащего на боку деревянного суденышка. Идем под парусом. Кэп экономит топливо. К тому же так больше шансов обмануть радары береговой охраны Венске. Элинка свернулась калачиком внизу в каюте и дремлет, укрывшись толстым зеленым ватником. Вот железная женщина! Меня же эта восьмичасовая непрекращающаяся качка совсем доконала.
--Трави за борт, приятель! - посмеивается Кэп, и поигрывая рулем, выравнивает кораблик против волны.
Я свешиваю голову между тоненькими перильцами, не помню как они называются, леера, что ли? И "травлю", делясь с морем остатками содержимого несчастного желудка. В это время яхта подпрыгивает и меня окатывает ледяной водой.
--Смотри на волны - советует Каролина, - это, помогает...
--Угумн... - выдавливаю я что-то невнятное. Впрочем у самой Каролины физиономия тоже зеленоватого оттенка, однако держится... Аристократки, млин...
--Ничего, еще пару часов и будем на месте, - успокаивает нас Кэп.
--И как вы только здесь ориентируетесь! - изумляюсь я, потому что вижу вокруг только одинаковое море.
--По приборам?! - смеется Каролина.
--Дочка, я здесь сорок лет хожу, - ухмыляется Кэп, - лучше всяких приборов... вот сейчас справа по борту Венниски-Маяк будет...
--Маяк? - переспрашивает Каролина, - а мы что прямо к Венниски идем?
Ответить Кэп не успевает, потому что я вижу маяк, только по левому борту. Яркий луч прорезает туманное пространство и довольно кричу:
--Точно! Смотрите! Это маяк? А почему он слева?
Море швыряет в меня очередную пригоршню воды и кажется, что палуба куда-то падает...
Кэп тихонько матерится, сует руль сидящей на корме Каролине и командует:
--Правь на маяк!
А сам отпускает шкоты, перемещается на нос и собирая стаксель, кричит Каролине:
--И держи против волны!
Каролина кивает и сосредоточенно всматриваясь в горизонт то отпускает, то тянет руль на себя.
Кэп подтягивает грот и возвращается на корму. Кажется, что суденышко жалобно поскрипывает под его тяжелыми шагами.