— Грай сказал, что всю амуницию выдадут завтра.
— Ладно, прощаю, — снисходительно произнес старший и вдруг рявкнул. — А чего рты разинули? Новеньких не видели? Быстро испарились по местам! До отбоя две минуты!
— Какие две? Было же пятнадцать! Еще успеем…, - раздались негромкие голоса.
— Свалили!
Голос у старшего завибрировал от угрожающих ноток. Через несколько секунд вокруг никого не было. Все разбрелись по своим местам. И вот уже бодро бегут в душевую, что-то там орут, хлопают дверями.
— Ложись спать, — кивнул пацан. — Раз еще не на довольствии, можешь последний день балдеть. После отбоя — никаких разговоров. Понял?
— Да. Так точно, — исправился я и недоуменно уставился в спину уходящего командира. И это все? Даже имени не спросил, откуда я такой? Странная личность. Пожав плечами, я разделся и улегся на кровать, закрывшись колючим одеялом. В кубрике еще минут пять стоял гвалт, после чего старший проревел «отбой», и помещение погрузилось в темноту. Раздавался только скрип пружин, но и он вскоре затих. Я не собирался засыпать, чувствуя какой-то подвох в поведении старшего. Дураком надо быть, чтобы не понимать, что все только начинается. Чутко вслушиваясь в тишину кубрика, можно было вычленить каждый звук, несущий угрозу или неприятность. Старший, как я заметил, еще не ложился спать, а ушел в дежурную комнату. Странное здесь распределение в командном составе. В моем бывшем мире такие сорванцы всегда под присмотром офицера, взрослого человека с жизненным опытом. А здесь ситуацию отдали на откуп какому-то мальчишке, который едва ли старше меня самого. Ну, пусть на год-два. Но это не меняет дела. Нельзя так.
Я вырос в благоприятной окружающей обстановке, среди почтительного ко мне обращения слуг, но сейчас остро осознавал, что новый дом не примет меня с распростертыми объятиями. Оставалось только стиснуть кулаки и приготовиться отстаивать свое право на личное пространство и жить так, как хочу я сам, а не альфа-самцы младшей стаи.
Ну, вот. Дождался. Безмолвные тени, выросшие словно из стен, стали подходить к моей кровати. Сколько их было точно, я не считал, хотя рассеивающееся дежурное освещение давало такую возможность. Одна из теней неожиданно села на мои ноги, лишая возможности маневра, а другая уместилась рядом с изголовьем. Жалобно скрипнула от тяжести панцирная сетка. Я замер.
— Свет, — раздался знакомый мне голос. И когда командир успел выйти из дежурки? Как я его пропустил?
Раздался щелчок — я зажмурил глаза от тонкого, но яркого луча, бьющего из маленького фонарика. Луч переместился в район подбородка, чтобы не слепить сетчатку.
— Будем знакомиться, новик? — голос звучит насмешливо.
— А раньше нельзя было? — не выдержал я. — Вообще-то ты мне запретил ночью шуметь. Говорил я тихо, чтобы не привлекать внимание не уснувшей еще казармы. Я чувствовал, что за нашим разговором напряженно следит и слушает почти весь кубрик.
— Дерзишь не по-детски, — усмехнулся голос. — Ты кто таков будешь? Назовись, обозначь себя.
Я на мгновение задумался. А действительно, чей род я представляю? Дядя Белослав рассказывал часто мне о погибших родителях, но представлялся даже не родственником, а каким-то поверенным. Значит, называть его фамилию не стоит. Все равно запишут так, как хотел Морозов. И, в конце концов, нельзя отказываться от родового имени и фамилии, даже если она находится в выморочном списке. Это подло по отношению к умершим родителям! Я-то жив!
— Волоцкий, — решил я обозначить свою позицию. Хотя бы для себя, в первую очередь.
— В чей клан входят Волоцкие? — продолжал допытываться дотошный командир. Интонация, жесткость в голосе и настойчивость — истинные качества лидера. Неудивительно, что этот паренек рулит в казарме.
— Ни в чей, — сжал я зубы, с трудом выдерживая вес на своих ногах. Невидимый придурок сел на колени, вызвав неприятную, но еще терпимую боль. Подстраивающиеся под детское тело модификаторы пока не могли обеспечить комфортного состояния. Хотелось выдернуть хотя бы одну ногу из-под костистого тела и с размаху влепить пяткой в нос.
— Свободные дворяне, что ли? — усмехнулся старший.
— Мертвые дворяне. А были — свободными.
— Тогда понятно. Эй, Губа, сдрисни с ног пацана, кости ему сломаешь! А зовут как?
— Колояр.
Кто-то из стоящих рядом с моей кроватью, присвистнул. На него тут же зашикали.
— Нехило, — задумчиво пробурчал смотрящий за группой. — Ты из Первых родов, выходит?