— Не для протокола, — произнес Соболев. — Дина объявилась.
У Русланова взметнулись брови:
— И что же вы молчали?
— Сам не знаю. Дурак, наверное, — крякнул Денис, пожимая плечами. — Вы вот, Сергей Константинович, так, извините, наехали на друга моего, Виктора! И он решил, что вы хотите против него все обвинения выстроить…
— Тоже дурак, — хмыкнул Русланов.
— Ну да. Влюбленный, — согласился Денис. — Вот я его и послушался.
— А он причем? — поинтересовался следователь, закуривая тонкую сигарету, от которой во все стороны растянулся аромат японской вишни.
— Дина-то звонила ему, мне только письмо по электронке прислала, — Денис облокотился о стол и уставился на следователя, слегка выкатив глаза. — Я вот не понимаю: меня она знает всю жизнь, и до этого у нее никого роднее не было… Конечно, разные бывают братья и сестры. Но мы с ней всегда, как лучшие друзья. А с Виктором она от силы неделю знакома, и в такой момент звонит не мне, а ему! Не понимаю, честное слово!
Сергей Константинович блеснул серыми глазами:
— Ревнуете?
— Есть немного, — признался Соболев.
— Бывает, — осклабился следователь.
— С одной стороны, я вроде бы должен радоваться. Ей так долго в личной жизни не везло… Черт! Да, какая может быть радость с этим похищением! — Дениса несло на откровения: — Блин, я места себе не нахожу! Сестра моя, видите ли, не от мира сего. Я уже вам рассказывал. Дуська с одной стороны взрослая, сама на жизнь зарабатывает, вроде бы самостоятельная. И нахлебалась всего в жизни порядочно. С другой стороны, как ребенок, ранимая, впечатлительная, творческая натура. В детстве она нас постоянно удивляла — то ладошку к больной голове маме приложит, и все действительно как рукой снимет, то во сне такое расскажет, в пять лет еще — бери и книги пиши. Потом это прошло само. А когда ей два года было, она из окна выпала, с пятого этажа! И ничего…! То есть даже без синяков обошлась. Родители чуть с ума не сошли тогда. Сбежали вниз, а она сидит на земле и смеется, с кошкой какой-то играется. Между прочим, Дуська про это и не помнит, а взрослые решили ей не рассказывать, чтобы не пугать.
— Удиви-и-ли, — присвистнул следователь.
— Ага. Я себя рядом с ней всегда чувствовал эдаким приземленным простачком. И Виктор, на мой взгляд, тоже не совсем того…
— А поподробнее?
— Я вообще удивлен, что этот ботаник влюбился…, - иронично рассмеялся Денис. — Я бы его назвал «человек-голова». Мы с ним на одном курсе учились, на физмате. Все люди как люди, а он, казалось, даже в цветах на подоконнике формулы видел. Маньячина…
— В смысле?
— Одна наука на уме. Такие либо Нобелевскую премию получают, либо попадают в дурдом…
— Как же вы с ним дружите?
— Последние годы и не виделись почти, а раньше встречались частенько: то дома у него, то в университете. Он все-таки интересный типище. Не все же пивом баловаться, иногда интеллектуальные разговоры тоже бывают кстати. И коли выслушает, точно знаешь, что никуда дальше не пойдет, как в могилу.
— Такие друзья нужны, — кивнул Сергей.
Собеседники чокнулись и осушили еще по порции темного виски с проблеском янтаря. Языки развязались. За чаркой, «под щучью голову» Денис рассказал подробно о послании сестры, о Викторе, получив в обмен занимательную историю о Мессере. Покойник был не прост: бывший адепт ордена Восточных Тамплиеров перепробовал на своем веку, как выяснила милиция, многое, за разбой отсидел в тюрьме по юности, да не здесь, а в Германии, и чуть ли не по всему миру наследил, чем только мог.
— Его Интерпол ищет, а он тут спокойненько в нашей деревне живет, жил, в смысле, пока не помер, — поправился Русланов.
— А дружки его? По ним что-нибудь выяснилось?
— Нет, Денис, — покачал головой Русланов. — Как из тумана появились, и туда же исчезли. Но Дину мы найдем, если она еще там, откуда звонила. Завтра с утра все и выясню.
— Уважаю за это, брат! Ты — профессионал.
— И я тебя. Ты — мужик! Выпьем! — они снова чокнулись, в радостном порыве уже готовые обнимать друг друга до хруста в ребрах.
Глава XIV. У кошки девять жизней…
Ужасно хотелось пить. Наконец, Дина зашла к себе и отхлебнула недопитого утром холодного чаю. Настоявшийся напиток удивил странным, горьковатым привкусом. Девушка устало прошла в комнату и села на пружинную кровать, провисшую под ее тяжестью. Сейчас здесь было настолько пусто и тихо, что тягостное одиночество принялось душить Дину. Разъедающее чувство клубами стекалось от углов к ней, как смертельный газ, наполняя доверху и переливаясь через край, будто щемящую тоску порождал сам дом, а она ее усиливала, отравляя и отравляясь. Беззвучие превратилось в невыносимую муку.
«Нет, — уговаривала Дина сама себя, — ну что это я? Все ведь в порядке». Чтобы как-то нарушить безмолвие, она встала и поставила чайник на круглую электрическую печку. Все звуки: каждого ее шага, на который доски деревянного пола отвечали тонким скрипом, воды, переливающейся из ведра в металлический чайник, выпавшей из рук на стол ложки и даже собственного дыхания — казались яркими вспышками, мгновенно затухающими в вязкой тишине. Плотный, болотистый, тяжелый воздух давил на виски и сжимал затылок. Дине сделалось страшно. Она выбежала во двор, солнце ослепило ее. В голове все закружилось, и девушка чуть не упала, споткнувшись о ступени крыльца. «Нет, никуда идти не стоит, — мелькнула мысль, — я почти ничего не ела сегодня… Может быть, это от голода?» Она вернулась в дом. Дрожащей рукой зачерпнув ложку меда из банки, она проглотила его и заставила себя прожевать остатки каши из кастрюли. На мгновение стало легче, но не дольше. Дина обвела глазами комнату и с панической радостью обнаружила маленький радиоприемник. Девушка на полную громкость повернула оранжевый тумблер: «Пусть говорит что-нибудь. Лишь бы не было так тихо!»
Хорошо поставленный мужской голос рассказывал о погоде Краснодарского края. «Говори, говори, хороший мой!» — похвалила его вслух Дина. Из носика чайника показался густой пар. Хозяйка налила в чашку кипяток, расплескав пятна горячей воды вокруг, но пить не смогла. Липкий чужой сон навалился на веки, спутывая мысли и тело. Молодая женщина не добралась до кровати, а упала возле нее, как скошенная. Сон-наваждение сковал все члены. Остатки не затуманенного сознания хватались за слова, летящие из радиоприемника. Никогда в жизни Дине так не важны были фразы: «указ президента», «спикер Госдумы», «победа футбольной сборной»…, но над собой она уже была не властна. Продолжая улавливать слухом обрывки реальности, она погрузилась в небытие.
После целой вечности абсолютной темноты ей привиделась неясная фигура в синем плаще, появившаяся ниоткуда посреди простенькой комнаты. Чьи-то руки перенесли ее на кровать, уложив на спину. Дина силилась рассмотреть лицо, склонившееся над ней. «Ты увидишь меня, если захочешь, — сказал кто-то, — ты же решила полюбить меня…». Из темной дымки показалось улыбающееся лицо Сета. Он наклонился совсем близко: «Так люби! Я здесь — только протяни руку».
И Дине хотелось бы развеять призрак, но, парализованная, она не могла ни шевелиться, ни думать. «Ты ведь знаешь, что от любви до ненависти — один шаг, — самодовольно улыбался мистик. — Ты его сделала? Давай проверим?» Красные, будто накрашенные губы приблизились и поглотили ее рот в страстном поцелуе. И, не понимая, это сон или реальность, она все-таки старалась не поддаваться, но не могла. А горячие мужские руки владели неподвижным телом, то лаская, то царапая нежную кожу, исследуя, сжимая до резкой боли.
— Н-н-не…, - только и сумела выдавить из себя беспомощный шепот Дина.
Он поднял ее голову двумя руками, стиснув щеки:
— Да! Ты хотела этого сама!
— Н-н-е на…, - пыталась она собрать волю, чтобы сопротивляться.
— Надо. Надо, — расхохотался он, бросив ее на спину. Из глаз девушки брызнули слезы. Он стал серьезным, жестко отчеканив:
— Любовь. Слова, слова… И с чего это вдруг ты решила, что святая?! О, нет! Я долго искал тебя: вибрирующую силой, длинноволосую, бесплодную жрицу Лилит. Тебя! Даже имя твое — Диана — охотница — говорит само за себя! Ты забыла, кем была в прошлых перерождениях, но карма несется за тобой, как хвост за кометой. Ты — жрица, служительница лунной Богини… ведьма! Я помогу тебе вспомнить все, и ты сама пойдешь за мной!