Но это воскресенье оказалось непохожим на другие. Где бы ни появлялись деревенские со славянской внешностью, закипал конфликт. На базаре скандалистку Алексеевну повалили с ног и стали бить чем попало толстые усатые торговки. Намяли бока трем мужикам из Денеба ни за то не про что. Девчонок, завернувших в магазинчик за туфельками, выставили вон, обсыпав ругательствами. Отказались продавать фрукты худым местным йогам. Выгнали монаха из павильона МТС. Мелкая ссора городских с деревенскими переросла в страшную драку возле кинотеатра, в которой взъерошенному Пашке Амосову кто-то выстрелил промеж глаз.
Вечером воскресенья растерянные сельчане делились друг с другом кошмарными событиями, чувствуя озноб накатывающего ужаса. На каждой улице что-то да случилось.
Панихиду по Пашке откладывать не стали. На следующий день люди стекались к клубу, возле которого был установлен дешевый, красный с черной каймой гроб. Молодежь и старики. Алкоголики и мозолистые работяги. Христиане и язычники. Женщины с покрасневшими лицами и притихшие ребятишки. Их объединил траур. Их сковал вместе страх. Привычный, спокойный уклад жизни был нарушен. Выключающий здравый смысл голос нутра шептал «Война-а-а». А в воздухе стоял общий вопрос: «Что дальше?».
Панихида разрослась во всеобщее вече, наполненное негодующими криками и слезами. Выждав нужное время, Вольф взобрался на пьедестал возле обелиска и, будто коренной денебовец, закричал:
— Вчера наша жизнь изменилась. Убили нашего друга! Убили такого веселого говоруна Пашу! Вчера в каждом доме пролились слезы! Вы спросите, почему? Я скажу вам, в чем дело! Кто-то, наверное, слышал, что от рук чужаков, приходящих к нам с оружием, ждать добра не стоит!
— Да! Да! — раздалось множество голосов в толпе.
— Мы жили веками рядом с адыгами, ингушами, кабардинцами, карачаевцами в мире и уважении друг к другу, — продолжил Вольф, — мы наслаждались покоем и красотой этого края. И все было хорошо, пока не появился человек, нарушивший это! Он поднял руку на их лидера, он пришел с мечом! Не ваш. Не местный. Чужак. Его сюда никто не звал! Из-за него на вас обозлен весь город! Вы отрезаны от мира! Вы не можете спокойно выехать за перевал, не опасаясь за жизнь! Сюда не приедут туристы! И вы не прокормите ваши семьи!
— Что теперь будет? Все пропало! Надо что-то делать… Да кто он? — летело с разных сторон.
— Его ищет милиция. Его ищут городские банды, чтобы отомстить за своих братьев, — продолжил Вольф. — Стоит ли погибать нам всем из-за этого мерзавца?!
— Нет. Нет… Да убить его мало!
— Мало, — согласился Вольф, — но живого или мертвого его надо отдать кавказцам! И вы покажете, что уважаете их. И будете дальше жить хорошо! Этот наглец украл вашу нормальную жизнь! Ее надо вернуть! Лучше принести ЕГО в жертву, чем ваших родных!
— Правильно! Отдать! Убить! Убить!…
Разъяренная толпа шевелилась, как щупальца страшного спрута. Больше не существовало отдельных личностей, здесь не было земледельцев, продавцов, художников, христиан, буддистов, домохозяек. Все они стали клетками яростного чудовища, срывающегося с цепи, вынюхивающего запах виновного. И достаточно было показать пальцем и крикнуть «Ату его!», чтобы оно, сметая все на пути, кинулось разрывать зубами и пальцами плоть козла отпущения.
Вольф стоял в центре этой черной разрастающейся воронки, упиваясь идущей к нему силой — кульминацией многодневных трудов. Наблюдая, как подходят к гостинице Дина и сияющий от счастья Миллер, кукловод выдерживал паузу, прежде чем спустить триггер, а затем, сделав странный жест, громогласно дал команду монстру:
— Вот он!
Разношерстное человеческое скопище, изрыгая проклятия, вооружаясь палками и камнями по дороге, ринулось к источнику своих бед.
Все произошло в секунды. Увидев надвигающуюся на них массу, Дина закричала «Бежим!», но было поздно. С гримасой ужаса физик успел втолкнуть девушку за гостиничную ограду и захлопнуть калитку. Тянущиеся щупальца выхватили мужскую фигуру и подмяли под себя. Под градом бесчисленных ударов, терзаемый нечеловеческой слепой яростью, Виктор решил, что это конец.
И вдруг раздались выстрелы и вспышки. В воцарившемся молчании, насыщенном резким запахом озона и костра, кто-то выдернул Миллера за руку. «Сюда, скорей». Его втащили за калитку.
Денис с дымящимся дулом пистолета взирал на толпу с каменного забора гостиницы. С другой стороны высунулся Андрей с винтовкой. Рядом, как факел, пылало кряжистое сухое дерево. Привыкший управлять армией торговых представителей, Соболев гаркнул командным голосом: «Рра-аз-зошлись по домам!»
В остекленевшие было, мутные глаза людей каплями возвращался человеческий блеск, поднятые для ударов руки опускались, и от толпы потекли в стороны односельчане. Кучка из центра все еще оставалась сбитой, Денис повторил криком: «Р-р-а-асходимся! Я вызвал сюда войска!». Постепенно центр села опустел, исчез и Вольф. Опустевший красный гроб остался стоять перед клубом.
— Пойдем, — Дина подставила Виктору плечо, и он, наконец, разглядел, что с другой стороны его поддерживает Иван, хозяин гостиницы.
Все еще плохо понимая, что происходит, Виктор оказался в холле. С его головы кто-то вытер липкую кровь. Наверное, Дина. Сознание к физику полностью вернулось, лишь когда в лицо брызнуло обжигающе холодной водой.
— Витенька… — склонилась над ним Дина. — Боже мой.
— Эк тебя. Говорил я, братец, надо было антенну сделать… — приговаривал Иван Сергеевич над окровавленным физиком.
— Какую антенну? — не понял Денис.
— Образующую помехи для передачи гипнотизера, — подал голос Миллер.
— Очнулся! — обрадовалась Дина.
— Я… все в порядке, — привычно сказал Виктор.
— Ну, слава Богу! Живой, — это был Соболев. Он обнял Дину, оторвав ее от физика:
— Давно не видел я тебя, сестренка. Привет, что ли?
— Привет, братик! — Дина обвила его руками в ответ. — Спасибо! Если бы не ты, они убили бы Витю!
— Спасибо, — хрипло вторил Миллер.
— Ага, — кивнул Денис, — это миссиё моё такое: вас спасать. Все ты, Дуська! Прибавила нам с ботаником седых волос…
Дверь в гостиницу отворила чья-то робкая рука, и внутрь осторожно заглянула Настя:
— Можно?
— Заходи, — ответил Иван Сергеевич.
Девочка пугливо, двумя пальцами внесла трость Виктора:
— Я вот вам отдать хотела. Вы потеряли. А она стреляется. Я уронила, а из нее молнии…
— Спасибо, Настя, — Миллер взял в руки свое изобретение, все больше приходя в себя, — я все думал, куда она делась. Мама твоя как?
— Ничего, только видеть меня не хочет… — Настя присела на край стула.
Дина узнала в подростке девицу, висящую на рукаве Сета, и насторожилась, присматриваясь к нежданной гостье. Иван Сергеевич окинул взглядом собравшихся:
— Ребята, вам пора уезжать. Кто знает, что случится через час.
— Тут вообще есть другая дорога, не через город? — поинтересовался Денис.
— Есть старая, почти обвалившаяся, в сторону плато, она ведет в Краснодарский край. Я вот только не знаю, можно ли там проехать сейчас, — сказал хозяин гостиницы.
— Можно, — тихонько вставила Настя, — мой папа ездил весной. У него джип.
— А как туда ехать?
— Я покажу, — ответила девочка, — вы только меня с собой возьмите. Мне надо в Москву. К папе.
— Да не вопрос! Собираемся! — скомандовал Денис, взбегая по лестнице. — Нам все равно тут больше делать нечего. Слышите, голуби? В темпе.
Виктор поднялся с дивана. Одежда свисала с него клочьями, открывая ссадины. На спине виднелись отпечатки чьих-то подошв. Когда он, хромая, проходил мимо Ивана Сергеевича, тот шепнул на ухо: «Ты, брат, поосторожней с чувством вины. Не первый же раз битый… В следующий с твоим размахом вообще костей не соберешь». Миллер изумленно взглянул на непримечательного дядечку в сером свитере, обнаруживая вдруг удивительное, искристо-синее поле, нимбом окружающее его голову, а тот добавил: