Следующий удар пришелся по правому уху. Марченко попытался сползти вниз, но этот маневр не получился — опер крепко держал его за грудки.
— Григорьев Валентин! Ты с ним в камере ночевал. Помнишь?!
Следующий удар пришелся по левому уху.
— А он тебе сказал, как тещу убил. Молотком. Вспомнил?! — Мухин замахнулся для очередного удара.
— Да, да… Не бейте!.. — заслоняя лицо руками, жалобно закричал бывший агент.
Ярость, ненависть, презрение — в тот момент Илья не пытался разбираться в своих чувствах. Перед ним стояла задача выбить правду, и он не сомневался в успехе.
Судя по чугунному тону, которым разговаривал бывший опер, Марченко понял: Мухин настроен очень серьезно — лучше сказать всю правду. Забьет еще…
— Быстро «колись», как дело было, — нехотя опустив кулак, жестко прохрипел Илья. — Начнешь вилять — похороню. На мне уже погон нет!..
Марченко, который в ту минуту смахивал на собаку, побитую хозяином, еще не оставил надежды разжалобить Мухина:
— Да, да… Я понял…
— Так говорил он тебе это или нет?..
— Нет… Сказал, домой пришел, а она готова… — Борис, весь сжавшись, произнес роковую фразу.
Илья на мгновение застыл, пытаясь осмыслить эти слова:
— Чего ж ты меня подставил, гнида?! Деньжат решил срубить?! За ценную информацию… — Удар по животу заставил Марченко согнуться пополам. — Так?!
При всем желании информатор ответить не мог.
— Я тебя спрашиваю?! — Мухин уже не вполне контролировал свою ярость.
— Да… — наконец выдохнул Марченко.
Илья снова схватил пьянчугу и процедил сквозь зубы:
— Ну ты и сучонок… Из-за бутылки мужика к стенке поставил…
— Без доказухи бы не поставили…
— Верно… — Мухин поморщился от омерзения. — Только я тебе, шкура, поверил, поэтому и «липанул» чуток…
Он оттолкнул от себя ханыгу, и тот мешком свалился на землю. Тому бы помолчать, но Марченко стало обидно:
— Сами в дерьме, а я крайний…
Эти слова резанули по самому сердцу. Мухин чувствовал, что этот моральный урод прав, а признавать свою вину было обидней всего.
Не зная, что ответить, он подобрал лежащий на земле рюкзак, со всей силы швырнул его в стену гаража и под звон осколков стекла прокричал:
— Прибью, сволочь!!
Последнюю фразу он выкрикнул уже по инерции. Одна мысль, что придется прикасаться к этой гадине, вызывала у него отвращение. Он повернулся и пошел прочь. В тот момент ему показалось, что все те годы, что он отдал службе в милиции, разлетелись вдребезги, как эти бутылки в затасканном рюкзаке.
До последнего времени жизнь казалась ему безупречной трассой, он мчался по ней на своем «мерседесе» — спокойный и уверенный в себе. Он знал, что там, впереди, могут быть крутые повороты, но надеялся, что справится с управлением. Встретив на пути серьезное препятствие, Мухин оказался к нему психологически не готов. Сколько раз он брал на себя роль преследователя — теперь приходилось выступать в роли жертвы, и эта роль ему совсем не нравилась.
Илья сидел на стуле в кабинете «убойного» отдела, хмурый, не выспавшийся, и пытался оправдаться хотя бы в глазах своих бывших коллег.
— Мужики, да если б я хоть на сотую процента сомневался, разве б пошел на такое!.. Вы ж сами опера… Иначе грош цена нашей работе! Не так, что ли?
Опера молча переглянулись. Они не любили пафоса. Особенно когда речь заходила об их грубой и — чего уж там скрывать — жестокой профессии.
— Да, конечно, я виноват, — продолжил Мухин, — не скрываю. Сегодня всю ночь не спал. А сейчас вот к вам пришел. Только я тогда не о премии думал, не о том, как «палку» срубить, а как посадить убийцу…
— От этого не легче… — прервал поток оправданий Плахов. — В чем ты там «липанул»?
— На месте происшествия нашли молоток. Фирменный. В крови. Жена Григорьева свой узнала, а он сказал, что их молоток якобы лежит в гараже. Вместе с набором. Я туда с обыском… Молоток действительно на месте. Ну, я его и забрал по-тихому, а в протокол не вписал.
— То есть Григорьев не врал?.. — безжалостно уточнил Виригин.
— У него и два могло быть, — упрямо покачал головой Мухин. — Специально для обставы.
— И что, этого для суда хватило?.. — В голосе Любимова послышалось недоверие.
Отвечая на вопросы, которыми его обстреливали с разных сторон, начальник службы безопасности каждый раз поворачивался к говорившему, так что приходилось постоянно вертеться, как на перекрестном допросе.
— Там еще других улик полно было. А это так, последняя капля…
— Но без нее б не осудили, — подвел итог Плахов.
Илья промолчал. Что он мог ответить на этот убойный аргумент? Он и сам уже казнил себя за тот треклятый молоток.