– Но эти люди… Скажем фашисты, – принялся возражать Антон. – Неужели они не вызывают у вас ненависти?
– Нет, – покачал головой Рыбников. – Я верю, что эти люди просто ошибаются. Выбрали для себя неверный жизненный принцип, вот и все.
– Значит, надо их исправить?
– Когда ты поймешь, как сложно изменить себя, ты поймешь, что другого изменить невозможно. Без его желания, по крайней мере. Оставь каждому человеку право делать собственные ошибки и получать их последствия в полной мере. Возможно, одним из этих последствий станет встреча с твоим кулаком или мечем. Что же, это последствия его, да и твоего выбора. Твоя задача: найти собственный путь.
– Это принцип воина?
– Нет, это принцип гесара, я полагаю. Впрочем, это уже из области софистики… вернее, пустого трепа. Каждую ситуацию не предусмотришь. А когда и как себя вести, подскажет интуиция. Закончим на этом. У нас с тобой еще много дел. Мне к переходу готовиться, тебе здесь в должности командира гарнизона осваиваться. Потом пофилософствуем.
Рыбников повернулся и зашагал к дому. Антон машинально поклонился ему вслед, потом, немного выждав, выхватил меч гесара и метнул в стену. Клинок ударился в дерево, но несколько под углом и вошел не слишком глубоко, потом под собственным весом наклонился и упал на землю.
– Этому я тоже научусь, – пробормотал Антон.
Глава четырнадцатая, рассказывающая об интригах гарнизонной жизни
Стоя на обзорной площадке, Антон осматривал кромку леса. Платформы находились с четырех сторон частокола, защищавшего замок, и представляли собой удобную позицию для лучников. Уже четыре дня прошло с того момента, как возглавляемый Рыбниковым обоз ушел в город, а Антон все еще не мог успокоиться и каждый день подолгу внимательно осматривал окрестности. «Что я здесь делаю? – часто спрашивал он себя. – Зачем торчу здесь, будто действительно ожидаю нападения? Вон и Волей посмеивается». И все же, несмотря на это, парень с завидным постоянством лез на деревянную конструкцию и тщательно разглядывал окружающие леса, ловя любое движение. Чувство опасности не покидало его. Что это? Предчувствие или самовнушение? Последствие предупреждения учителя или игра «в войнушку» мальчишки-переростка?
«Играю я в самурая, как сказал учитель, или вживаюсь в новый мир? – в очередной раз спросил себя Антон. – Мне нравится то, что я делаю? Да. Это мой мир, несмотря на все, что произошло здесь с нами. Но таков ли он, каким я его представляю? Не выдумал ли я его?»
Он услышал, что сзади на площадку кто-то поднимается, и обернулся. Это была Маша. Антон помог девушке забраться на платформу.
– Ну, как там, командир? – с наигранной веселостью спросила она, указывая на лес. – Врага не видно?
Антон покачал головой.
– Да я так, больше для порядка. Какие здесь враги?
– Говорят, разбойники здесь водятся, – поежилась Маша.
– Сюда не сунутся, – уверенно заявил Антон.
– Хорошо бы. Знаешь, Антон, мне здесь страшно, – призналась она. – Страшно с первого дня, как мы здесь оказались.
– Всем страшно, – заметил Антон. – Но, пока мы вместе, всегда отобьемся.
– Нет, не так. Я боюсь даже не тех людей, которые здесь живут. Здесь сам мир какой-то страшный и неуютный. Он всех людей делает жестокими. Ты знаешь, я была в ужасе, когда увидела, как Рыбников сражался с Йоханом. Это было что-то невероятное. Такая ярость, такая жестокость. Я теперь боюсь даже Рыбникова. Он не человек, он зверь, убийца. И вы все такими становитесь.
– Но ты же занималась боевыми искусствами, – изумился Антон. – Рыбников – большой мастер. Он очень добрый в душе человек. Просто строгий, потому что взялся отвечать за всех нас. Зачем же его бояться?
– Да что там, – махнула рукой Маша. – Ну, пошла в секцию… с настоящими парнями познакомиться. Но все эти кровавые бои – это не мое. Для меня это всегда было что-то вроде гимнастики, танцев. Никогда я не была бойцом. И здесь мне страшно. Я хочу вернуться в наш мир! Ты уверен, что мы не можем этого сделать?
Она вцепилась в рукав Антона и с надеждой посмотрела ему в глаза. Парень смутился.
– Мы вроде все опробовали. И храм обыскали, и все окрестности. Ничего. И парень этот, что заклинания произносил, как назло, в первый день погиб.
– Мы все здесь погибнем, – всхлипнула Маша. – Антон, мы точно не сможем вернуться?
Антон снова покачал головой.
– Боюсь, что нет. Надо смотреть правде в глаза. Пойми, Маша, мы все хотим вернуться. Но что невозможно, то невозможно. Надо стараться обустроиться здесь.
Девушка тяжело вздохнула.
– Боюсь, что ты прав. Нам всем надо обустраиваться здесь. И мне тоже. Ты понимаешь, о чем я? – Она пристально посмотрела ему в глаза.