Анализ письменности привел к выводам, что в ней нет ничего принципиально отличного от тех систем, которые существуют или существовали на Земле. Она так же систематична, и в ней так же, как и при разгадке известных систем, можно было выделять закономерности. Однако, ее отличали куда большая абстрактность и меньшая примитивность, дополняемые разнообразием, превосходящим привычные диалекты. В частности, например, символы солнышка, воды, человечков и тому подобное, что встречалось во множестве обнаруженных ранее систем письменности, здесь отсутствовали. Еще одной особенностью этой письменности была исключительная, словно машинная, точность в деталях при нанесении символов и, как предполагаемое следствие, однозначность.
Пока еще все эти характеристики не были доказаны и объяснены. Это были всего лишь статистические наблюдения и основанные на них попытки интерпретации. И, конечно же, полной загадкой оставалась фонетика. Однако полагали, что если она есть у этого языка, то она должна насчитывать весьма значительное количество звуков, ввиду богатства символьных примитивов. Пока ученые могли лишь предполагать, что это количество сравнимо с общим количеством звуков, изобретенных человечеством в процессе развития своего речевого аппарата.
Несмотря на все эти выводы, направление оказывалось, словно под негласным табу. Бороться с Академией и Академиатом было сложно. Сам же Академиат подчинялся напрямую единому правительству, которое появилось после того, как сыграли последнюю революцию.
Революции первого десятилетия большинству казались событиями, из ряда вон выходящими, и в них многие склонны были увидеть их негласного хозяина. А с тех пор, как политику полностью вытеснили политические технологии, все последующие волнения, захватившие в том числе и привыкшие считать себя благополучными страны, проходившие с разной степенью громкости, объяснялись с бо?льшим трудом. Но, однако, это уже казалось делом весьма обычным, просто демократическим процессом - широко внедренным в сознания покрывалом, укрывавшим собой многие жизни и реальные поводы.
Пока множество мнений об общей причине революций возникали и тонули в общемировой полемике политологов, на "ура", наконец, прошла старинная идея создания общего Земного правительства. Ничего, однако, с его появлением, не изменилось, хотя многие ожидали разительных перемен. Одни ожидали, другие боялись. Но наступило время стабильного равновесия. Даже стало создаваться ощущение мирового застоя, обещавшего затянуться. А по сути, изменились только вывеска и невидимый вектор воли, люди же и бюджеты остались прежними.
Поэтому, как только сын Авдея достиг совершеннолетия, они с Яриком мобилизовались и осуществили свою мечту. В африканском походе к ним смогли присоединиться коллеги из других университетов.
На анализ накопанных материалов ушло больше года. Поскольку границы государств теперь были стерты, работать с коллегами из других университетов стало гораздо проще. Да и обмен информацией, несмотря на колоссальный рост ее объемов, перестал быть задачей, требующей временных или каких-либо иных существенных затрат.
Общими усилиями, на основании данных, найденных во всех известных экспедициях, удалось расшифровать, ну, или прийти к некоему единому мнению о значении, часть текстов и надписей. Ни Ярику, ни Авдею не хотелось верить, что таблички, найденные ими в первых экспедициях, были всего лишь указателями. Но они вынуждены были согласиться с этим выводом, так как тексты на них большей частью повторялись. Плюс сопоставление аналогичных находок в других регионах с непосредственными данными расположения табличек на местности говорило именно об этом.
Однако, детальное изучение африканских раскопов и сопоставление их с родным привело друзей главному выводу: необходимо организовывать новые более оснащенные экспедиции. Причем не только в Африку, но и на старое место. Так же хотелось попасть в Южную Америку. Но это было еще сложнее. Оставалось довольствоваться результатами работы коллег. А связь этих районов уже давно стала очевидной. Теперь ученые пришли к единому мнению, что ключевым звеном среди них, включая и Южную Америку, все-таки была именно Африка. И что именно там нужно искать ключи к разгадке.
На оборудование новых поколений они возлагали большие надежды. Это оборудование, не успев появиться, на самом деле сильно изменило археологию. Лопаты, совки, шпатели, напильники и кисти никуда не ушли, но они перестали быть инструментом поиска, став только средством извлечения.
В приобретении нужных приборов, да собственно и в поиске средств на две экспедиции помогли старые связи Ярика с Яном Константиновичем, сумевшим пройти через стройные ряды конкурентов. Так же пригодились сохраненные, умно сохраненные и преумноженные, деньги Ваньки Бублова. Ярик еще тогда сразу решил, что ни на какие мелочи и глупости он их тратить не будет. Они должны будут послужить более высоким целям. И вот теперь он обращался к ним в третий раз.
Однако, академия археологии отказывалась в этот раз санкционировать исследования, несмотря даже на их полную независимость от своего бюджета. Тем не менее, препятствовать независимым энтузиастам, ведущим работы не под эгидой академии и университетов, они не могли. Точнее могли лишь тем, что запрещали участие студентов в таких поездках. Теперь, однако, уговаривать пришлось даже Натана Саныча. А потом еще и Савелия Ильича. Ни тот, ни другой не хотели рисковать и ссориться с академией, поэтому студентов брать не разрешили.
Но на помощь пришли верные друзья. Из прежней гвардии в науке остались еще не многие. Но по старой памяти, теплившейся или горевшей, они могли бросить все и позволить себе уехать в края чая с песком и обветренных губ. Пусть не на весь срок экспедиции, а только на часть! Но вернуться к тем годам, к той атмосфере... Хотя не многие жалели, что променяли романтику на спокойную и в чем-то более скучную жизнь, но каждого из них все-таки манила эта бесшабашная воля. А Ярик и Авдей в свою очередь были им рады еще и потому, что им они доверяли уже много лет. Слова Семеныча, который и по сей день был в строю, приравнявшего разведку и археологическую экспедицию, оказались доказанными еще и обычной гражданской жизнью.
Почти все, кого они решили пригласить, с радостью согласились. Энтузиазм, конечно, был не тот, что во времена студенческой окрыленности, но еще не нуждался в форе. В команду влились также не менее проверенные желающие с других выпусков.
Началась подготовка.
- Ярик, я не могу в это поверить, - восторженно заливалась Лизон. - Ты наконец-то через столько лет, лет ведь двадцать где-то, если не ошибаюсь...
- Девятнадцать! - поправил ее Ярик.
- ...И ты все-таки собираешь эту экспедицию?! - продолжала Лизон.
- Вообще-то это уже вторая экспедиция. И я не один, не сам. Мы с Авдеем вместе.
- Но я слышала, что сейчас это направление открыть было практически невозможно!
- Оказывается, возможно! - улыбнулся Ярик.
- Это все его долгое нудное упорство! - добавил Авдей, желая подчеркнуть заслуги Ярика.
- Или долгое упорное занудство! - подхватил на лету разговор Митек, с полминуты назад присоединившийся к компании.
- Вот, спасибо, вам честнейшие друзья, за "нудное занудство", - заметил им Ярик.
- Ладно, назовем это целеустремленностью и настойчивостью, - поправился Митек.
- Это вы и впрямь загнули. Ярику занудство не свойственно! - включила адвоката Тамилка.
Ярик почему-то поймал себя на мысли, что ни Тамила, ни Митек не чувствуют себя скованно в присутствии друг друга и даже спокойно участвуют в общем разговоре. Ему даже захотелось поговорить об этом с Митькой.
- Да ладно, Тамил, - успокоил ее Ярик. - А если на чистоту, - добавил он, - то, пожалуй, наверное, так и есть. Вместе эти две "добродетели", - Ярик подмигнул Тамилке, - сделали возможной, в том числе, и нашу встречу. Когда бы мы еще собрались таким составом?