Я не раз думал, насколько можно было бы проще и в то же время интереснее жить, если бы можно было по желанию объединять внутренние миры различных людей, создавать небольшие группы и целые ассоциации и дать возможность людям пользоваться чувствами друг друга, сравнивать их, бережно отбирать лучшее, создавать удачные комбинации, так чтобы всем было хорошо и приятно. Я безусловно соглашался с тезисом Шопенгауэра о том, что духовно одаренный человек достаточно легко находит удовлетворение в самом себе, и ему не нужен для счастья никто другой. Но, в конце концов, и сам Шопенгауэр соглашался, что альтернативы этому экзистенциальному одиночеству, изначальной и в то же время конечной предоставленности самому себе, собственным мыслям и чувствам, нет ни ни у кого - ни у гения, ни у глупца. Таким образом, обращение духовной жизни в цель всей жизни и осознанное стремление к одиночеству, в противовес невольному экзистенциальному одиночеству и тоске - это всего лишь спасительная благодать, ниспосланная гениям.
А как быть остальным? Довольствоваться поверхностным общением? Нет, определенно, в идее объединения человеческих чувств в созвездия было что-то будоражащее, я видел в ней великий прорыв, блестящее бегство от экзистенциального одиночества. Явная физическая неосуществимость этой идеи, как ни странно, не отнимала у нее в моих глазах ни грана ее вдохновенного романтизма, и до сих пор эта абстрактная идея почему-то заставляет мое сердце работать в учащенном ритме. Несколько позже я дал этому явлению название "мистическое слияние", правда потом я стал употреблять его для обозначения нечто другого. Но об этом позже.
Вместе с тем, идея объединения чувств всего человечества в одно целое меня совсем не привлекала, потому что мне казалось, что если чувства всех людей объединить в каком-то общем пространстве, то не будет ни хаоса, ни даже коллизий, а скорее всего эти чувства растворятся в общей массе и взаимно нейтрализуют друг друга без остатка, как если смешать в одной склянке кислоту и щелочь.
Идея объединения пространства мысли многих людей тоже казалась мне невозможной, и вызывала во мне безотчетный страх. Скорее всего, это была боязнь потерять индивидуальность своего мышления, так я как видел, что другие люди мыслят совсем по другому, чем я.
А вот идея объединения чувств нескольких людей меня не пугала нисколько, потому что все равно мои чувства очень редко доставляли мне удовольствие. Мне даже приходило в голову не раз и не два, что если бы я сумел подключить свое пространство чувств к таковому пространству издевавшихся надо мной сокурсников, то они, обнаружив в своем внутреннем мире мою заплеванную ими же душу, без сомнения узнали бы дело своих рук и ужаснулись бы тому, что они наделали, и постарались бы скорее ее отлизать от своих грешных следов.
Конечно, по зрелом размышлении я понял, что эта мысль являлась безусловным идеализмом. Скорее всего, отлизать мою душу пытались бы те, кто ее никогда не пачкал и вообще не любил пачкать чужие души. А те, кто любил поганить чужие души насмешками и издевательствами и умел от этого получать удовольствие, как получают его от посещения ресторана, те наверное бы почувствовали не жалость и не раскаяние, а отвращение, такое, какое чувствует насильник к использованной уже жертве, и попытались бы скорее избавиться от моей души как от ненужного тела этой жертвы, соскрести, смыть ее с себя, как грязь, которая вдвойне отвратительна, когда ты сотворил эту грязь сам, гнусно надругавшись над кем-то, и эта тайная, скрытая в тебе гнусность вдруг овеществляется в этой грязи, и ты видишь и понимаешь, что эта грязь есть твоя внутренняя, скрываемая тобой сущность, и это невольно заставляет тебя почувствовать отвращение к самому себе.
Надо сказать, такие довольно нелепые мысли занимали меня весьма часто. Я видел, что люди издевались не только надо мной, но вообще друг над другом. Однажды я был свидетелем, как на вокзале какой-то парень смачно плюнул прямо в лицо стоящей на платформе женщине из окна отходящей электрички. Я потом долго вспоминал эту гнусно осклабленную после плевка харю, сладко причмокивающую от удовольствия и от ощущения безнаказанности.
Видно было, что мерзавец обеспечил себе этим плевком хорошее настроение не только на всю дорогу, но и на весь вечер, и может быть, на весь завтрашний день. В голове пронеслось слово "хулиган", но как всегда, моей мысли было слишком тесно в рамках тех слов, которые приходят в голову первыми. Слова, которые первыми приходят в голову, никогда не объясняют сути вещей. Так и слово "хулиган" не объяснило причин плевка, а только квалифицировало поведение мерзкого подонка с точки зрения допустимости в обществе. Я задумался над сутью увиденного и пропустил свою электричку, на которой собрался ехать на дачу.
И вдруг неожиданно я понял, что этот самый плевок следует рассматривать как своего рода сакральный акт - то самое объединение человеческих душ, мира чувств, о котором я мечтал, да-да, того самого мистического, трансцендентного объединения внутренних миров, без слов, без жестов. Это и было такое объединение, правда, на очень короткое время, но все же объединение. И в момент этого объединения парень высвободил из своей души заранее подготовленную порцию дряни и вплюнул ее в чужую душу. Парень точно расчитал, что ответного плевка не последует - у женщины не будет времени вернуть вплюнутую в ее душу гадость обратно ни плевком, ни ударом, ни даже ругательством.
Вот от этого-то он и испытывал такую острую радость, такой мистический восторг, такое безудержное ликование паука, только что впрыснувшего в муху порцию яда. Но это было еще не все. Я также вспомнил, что сокурсники издевались надо мной не потому, что мое поведение было чересчур странным, а главным образом, потому что у меня напрочь отсутствовал инстинкт самозащиты от таких плевков в душу. Люди глядели на меня и инстинктивно видели, что при моем весе в девяносто три килограмма и силе, достаточной для того, чтобы расплющить обидчика, даже без всякого умения драться, я никогда не ударю в ответ на издевательство и даже не выругаюсь.
Таким образом, я понял очень простую вещь: душа человека каким-то образом должна самоочищаться, как и лимфа у жука, и один из возможных способов очистки души, имеющийся в природе - это собрать побольше грязи в своей душе и вплюнуть ее в душу того, кто слабее и не может противостоять этой агрессии. Конечно, не все умеют очищать свою душу подобным образом. Но я служил очень удобной плевательницей для тех из сокурсников, кто умел в нее плевать и находил в этом пользу и удовольствие.
Что касается меня, то я всегда предпочитал очищать свою душу, слушая классическую музыку в концертных залах.
Однажды мне по случаю подвернулись билеты в Большой зал консерватории, и я с огромным удовольствием прослушал сороковую симфонию Моцарта и Маленькую ночную серенаду. Как всегда я ушел с концерта в приподнятом настроении, и мне вдруг захотелось купить какого-нибудь хорошего вина, лучше всего муската, и выпить его вместе с родителями. Родители иногда позволяли мне такой маленький разврат, и сами с удовольствием принимали в нем участие. Бутылочка хорошего вина обычно выпивалась за вечер под душевную беседу, и всем нам было очень хорошо, и я тогда чувствовал себя почти как в детстве на даче, сидя с родителями у костра после длинного, теплого, солнечного дня.
Я зашел в винный магазин, встал в очередь, приготовил деньги и попросил бутылку муската "Лоел". Получив бутылку муската и расчитавшись, я вдруг заметил на витрине Бабаевский шоколад, который очень любила мама, и папа тоже всегда помогал ей его любить, когда дома был шоколад. Я сделал шаг назад, повернулся к прилавку и попросил отпустить мне пару плиток шоколада. Я не успел протянуть деньги, как неожиданно почувствовал толчок сбоку и, потеряв от неожиданности равновесие, больно ударился боком об острую железную стойку. А у прилавка уже стоял крепенький мужичок с массивным перстнем на среднем пальце правой руки и с нехорошими белыми глазами. Продавщица протягивала ему бутылку водки.
По виду мужика, эта бутылка явно была не первой, но на ногах он еще держался хорошо и, видимо, умел пить. Я ошарашенно посмотрел мужику в лицо, и он перехватил мой взгляд своими злобными белыми глазами: