Впрочем, «Йогой» это называть не обязательно… Итак, сознавание (назовем его «антизащитой», — что, впрочем, тоже не обязательно) следует развивать не в патологических условиях «психических нападений», а в нормальных условиях повседневной жизнедеятельности, наблюдая работу «оболочек» в бытовых ситуациях и обычных контактах с людьми — контактах положительных, отрицательных и нейтральных. «Нападения» же следует рассматривать как тестовые ситуации, своего рода экзамены на разотождествленность.
21. ЗАЩИТА В ПРЕДГАЛЛЮЦИНАТОРНЫХ СИТУАЦИЯХ
Как уже говорилось, галлюцинации представляют собой неконтролируемое проникновение астрального плана («мира сновидений») на физический. Галлюцинаторные образы, конечно, вовсе не обязательно являются результатом психического нападения, однако в исключительно редких случаях могут иметь и такую природу. Это очень коварная форма нападения: цель его заключается в том, чтобы восстановить против человека его социальное окружение. Галлюцинирующий перцепиент, как правило, проявляет черты неадекватного поведения, в результате чего подвергается более или менее длительной изоляции в сумасшедшем доме. А как свидетельствуют очевидцы, по сравнению с испытаниями, выпадающими на долю перцепиента в этом заведении, все психические нападения — детский лепет.
Различают два этапа неконтролируемого проникновения астрального плана на физический: 1/ этап «утоньшения завесы», разделяющей эти два мира и 2/ этап «разрыва завесы», который сопровождается выходом астральных форм и сущностей в сферу восприятия физического мира. «Утоньшение завесы» может происходить без последующего «разрыва», а «разрыв» завесы — без предшествующего «утоньшения».
Утоньшение завесы вызывает у перцепиента чувство какого-то незримого присутствия. Перцепиент чувствует, что он превратился в объект наблюдения со стороны неких сущностей, безмолвно стоящих у самой черты, отделяющей наш мир от мира сновидений. Предчувствия перцепиента могут подкрепляться и различными двигательными явлениями в периферическом поле зрения.
Ощущение незримого присутствия нередко сопровождается чувством беспредметного страха, то есть страха, для которого отсутствуют какие-либо объективные причины. В чувстве беспредметного страха, как будет показано далее, нет ничего плохого. Однако иногда беспредметный страх перерастает в беспредметную панику; паника же сопровождается неадекватными формами поведения и может послужить поводом для госпитализации перцепиента.
Эффективная борьба с паникой невозможна без сознавания происходящего и понимания его механизмов. Однако задача эта затруднена по той причине, что люди, как правило, боятся бояться. Расценивая страх перед «незримым присутствием» как явление того же порядка, что и детский страх темноты, они пытаются поскорее подавить эти малоприятные и «недостойные мужчины» ощущения, лишая себя тем самым возможности понять, что с ними происходит.
Действительно, темнота и «незримое присутствие» — ситуации аналогичные. И в первом, и во втором случае отсутствует сенсорный (чувственный) материал для так называемого «опережающего отражения» действительности, этого «событийного радара», благодаря которому человека не так легко застать врасплох.
Беспредметный страх — это естественная реакция живого организма на сенсорно непрогнозируемую ситуацию (СНС), то есть ситуацию, в которой отсутствует объективная возможность прогнозировать течение событий и применять имеющиеся на подхвате стереотипы двигательных реакций. При этом восприятие и проведение как бы снимаются с «автопилота» и переводятся на «ручное управление»: СНС ставит организм перед необходимостью постоянно быть готовыми сразу ко всему.
Происходит экстренная мобилизация всех энергетических ресурсов, и тело превращается в туго сжатую пружину, готовую в любой момент автоматически разрядиться в любом направлении, которого может потребовать ситуация. Такое состояние ТЕЛА, готового к любому немедленному действию, субъективно переживается как чувство беспредметного страха.
Специфика этой «субъективной составляющей» рассмотренного выше психофизиологического состояния человека определяется отчаянными попытками УМА также быть готовым ко всему. Дело в том, что нетренированный человеческий ум неспособен быть готовым к какому-либо действию (тем более, быть готовым ко всему), — он способен лишь действовать, беспорядочно действовать. И если в ординарных ситуациях эта беспорядочность движется по упорядоченным руслам стереотипов, то в СНС она становится очевидной.
Будучи лишен объективной основы для прогнозирования, и будучи в то же время неспособен остановиться, исчезнуть, передав бразды правления непосредственному восприятию, ум разворачивает лихорадочную безосновательную прогностическую деятельность, молниеносно моделируя массу вариантов «развязки» ситуации. Поскольку же всякая СНС таит в себе потенциальную угрозу для выживания, она «взрыхляет» самые глубинные, архаические слои психики. По принципу «тяжело в науке — легко в бою», ум готовит тело к худшему. Тут тебе и казаки-разбойники, и серый волк, и черные маги, и «существа мрака» и весь астральный набор.
Если же дрожащий палец ума случайно нажмет на спусковой крючок тела (который должна была нажать сама ситуацию), может произойти пробой умственной беспорядочности на двигательную сферу. Состояние, в котором беспорядочность охватывает как интеллектуальный, так и двигательный аппарат человека, называется паникой.
Попадая в СНС, обычный современный человек легко впадает в панику: жизнь его бедна подобными ситуациями, и у него практически отсутствует опыт порождаемого ими глубокого страха: он НЕ УМЕЕТ БОЯТЬСЯ. Для обретения такого умения один только интроспективный анализ недостаточен; для обретения его надо почаще попадать в СНС, но попадать не в качестве невольной жертвы, а в качестве сознательного участника. Таким образом, речь идет об экспериментальной работе со страхом.
Идеальная экспериментальная ситуация, моделирующая ощущение «незримого присутствия», — это одинокая прогулка в глухом лиственном лесу безлунной ветреной ночью. Данная ситуация позволяет достичь подлинно беспредметного страха, так как в наших лесах отсутствуют хищники, питающиеся человеческим мясом, а преступные элементы в указанное время суток предпочитают более комфортную среду.
Итак, «победить» страх такого рода невозможно — это естественное состояние организма в СНС. Но если не бояться этого самого энергетичного из доступных человеку состояний, его можно использовать для разных целей. Вместе с тем воспользоваться энергией страха очень трудно, поскольку он, подобно цепной реакции, моментально распространяется из энергетической во все остальные «оболочки» и сам, так сказать, пользуется ими. Задача состоит в том, чтобы локализовать его в границах «энергетики». Локализованный таким образом страх становится чем-то вроде управляемой термоядерной реакции и превращается в мощный источник энергии.
Ключ к искомой локализации лежит в самой глубокой из охваченных страхом оболочек — ментальной. Нейтрализовать ее активность, обусловленную беспредметным страхом, невозможно ни подавлением («Как тебе не стыдно, взрослый ведь человек» и т. д.), ни уговорами («Все бандиты давно уже спят» и т. п.).
Необходимо добиться положительного усилия в требуемом направлении от самого интеллекта, а именно, — интеллектуального согласия на то, что произойдет. Ум перестает сопротивляться будущему и дает на него согласие: пусть «это» произойдет, чем бы оно ни было. Тем самым ум, у которого выбита из под ног почва для прогнозирования, прекращает «бой с тенью» и, подобно телу, изъявляет подлинную готовность участвовать в том, что произойдет (если оно произойдет). Это очень «освобождающая» форма согласия. Она сопровождается остановкой ментального потока, резким прояснением восприятия происходящего, положительным эмоциональным всплеском и чисто физическим ощущением спада напряжения — «будто гора с плеч».