Окна занимали всю одну сторону, и она выходила на то, что выглядело как живописная швейцарская открытка с заснеженными горами, деревьями и природой, насколько я могла видеть.
— Это мое место. Если ты придешь сюда без меня, я надеру тебе задницу, — сказал Раф, скрещивая руки. — Но ты выглядела так, как будто тебе нужна была минутка.
Я ненавидела то, что он видел тот уязвимый момент с Алексом.
— Да, что-то вроде этого, — пробормотала я, прижимая руки к стеклу.
Раф молчал у меня за спиной, и по какой-то причине я не возражала против его присутствия там. Боль в моих плечах утихла, кровь больше не лилась, и на секунду я забыла, что стало причиной моей травмы в первую очередь.
Не часто мы с Рафом оставались наедине, когда ничто не отвлекало и вокруг нас царила почти успокаивающая тишина. За то время, что я знала его в последние месяцы, мы много ссорились, но я также заметила, как он мог просто существовать со своими собственными мыслями. Не нужно заполнять тишину.
Вот где мы были в этот момент. Существовали. Кто бы, блядь, мог подумать, что это когда-нибудь случится?
— Расскажи мне свою историю, — попросил он, и я почувствовала себя почти оскорбленной тем, что он нарушил наше молчание.
Хотя я не была удивлена вопросом. Я чувствовала то же самое по отношению к нему. Падший Ангел очаровал меня, и никто не мог так сражаться без долгой тренировки. Я тоже хотела узнать его историю, но, как всегда, Раф хотел, чтобы я рассказала первой.
На этот раз я бы так и сделала — он поймал меня в уязвимом положении.
— Это была моя третья приемная семья, — тихо сказала я, не глядя на него, потому что иначе я бы не прочитала эту историю. — Мне было восемь, я думаю… или, может быть, немного старше. Это не было похоже ни на один из моих дней рождения. Я более или менее угадывала свой возраст большую часть своей жизни. — Издевательский смех покинул меня, но на самом деле это больше не причиняло боли. В тот день, когда меня забрали под опеку, мне присвоили новую дату рождения, по которой мне теперь перевалило за восемнадцать. Этого было достаточно.
— Когда я впервые увидела их, я подумала, что они самые красивые люди в мире. Мой социальный работник назвал их — всеамериканцами—. Настоящая Божья пара. — Еще один натянутый смех. — Ты знаешь этот тип: оба блондины, загорелые, с улыбающимися голубыми глазами и губами. Оглядываясь назад, если бы я встретила их после этих выходных, я бы с первого взгляда поняла, что они были воплощением зла… Ублюдки выглядели точь-в-точь как Алекс.
Со стороны огромной горы чувака рядом со мной послышался рокот, и я, наконец, повернулась, чтобы увидеть его. Раф изучал свои руки, длинные загорелые пальцы были слегка сжаты. Большинство людей даже не догадались бы, что он расстроен, но я изучила его достаточно, чтобы заметить, когда он справлялся с какими-то эмоциями.
— Что случилось? — он усилил свой голос до хриплого протяжного. Это привлекло мое внимание больше всего, потому что он никогда не был расслаблен в своих словах. Он выкрикивал их одно за другим, и иногда они причиняли физическую боль, когда приземлялись.
Это было затишье перед бурей.
— Мать, ее звали Гейл, она хотела идеальную белокурую куклу, чтобы наряжаться и разгуливать по городу. Она называла меня — милая— и обнимала меня одной рукой, когда подходили люди, а потом мы стояли там, казалось, часами, пока все восхищались тем, какими они были потрясающими. Они говорили обо мне так, словно меня там вообще не было, но мне было все равно. Никто никогда не называл меня милой, и мне это нравилось.
Я понятия не имела, почему я рассказывала это ему, но мне отчаянно нужен был один человек, который знал бы все, что произошло, все, что чуть не сломало меня. Чтобы понять, почему я снова оказалась в той гребаной комнате, даже сейчас.
— Первый месяц прошел в тумане счастья, и я была так глупо наивна, что пропустила темноту, назревающую за кулисами. — Я воспользовалась моментом и выдавила из себя следующие слова. — Я разбила ее лампу.
Тишина казалась одновременно напряженной и смущенной, но Раф больше не настаивал. Он позволил мне самой подобрать слова.
— Это была чертовски уродливая лампа, которая стояла у нее в гостиной, в комнате, куда меня не пускали, потому что она предназначалась только для приема важной семьи. Но я услышала шум, и поскольку я была ребенком и не всегда все продумывала до конца, я решила исследовать. В итоге шум издал соседский кот, но это ничего не значило после того, как я разбила лампу.