Пришла ночь, и Уилл с Таргариеном вернулись к месту прошлого ночлега, чтобы приготовить лагерь. Холод был неумолим, но Таргариен казался необеспокоенным, почти скучающим. Он разжег огонь и сказал Уиллу, что посидит на посту первым, но Уилл обнаружил, что никак не может заснуть. Он лежал с открытыми глазами, прислушиваясь к зловещим звукам вдали, и вскорости командир это заметил.
– Так мало веришь в меня, Уилл, – раздраженно спросил Таргариен. – Думаешь, я не могу один стоять на посту.
– Нет, милорд, – быстро ответил Уилл. На самом деле, это не недостаток доверия заставлял его поглядывать на юнца, а то, что в свете огня он выглядел таким… обычным. В Черном Замке все старались держаться от него подальше, не говоря о нем, если только не требуется. Таргариен и сам держался наособицу, проводя все время на тренировочном дворе (но никогда не тренируясь с сиром Джоном) или же с старым, слепым мейстром Эймоном, про которого шептались, что он тоже изгнанный принц. Он почти что жил совсем другой жизнью, но все же он был просто Черным Братом на разведке за Стеной.
– Не надо лгать, – рявкнул он в ответ. – Я не тот командир, которого ты хотел здесь видеть, это я знаю. К счастью, скоро ты от меня избавишься, а я избавлюсь от тебя.
На секунду Уилл подумал, что он собирается дезертировать, но Таргариен не был бесчестным трусом, как был его отец. Что бы то ни было, все в Ночном Дозоре знали, что он вырос воспитанником лорда Старка из Винтерфелла, и понимал разницу между дурным и добрым. Не говоря уже о том, что его легко было узнать, Таргариена, и его попытки сбежать в любом случае провалятся.
Словно прочитав его мысли, человек перед ним раздраженно хмыкнул.
– Не надо так ошарашенно смотреть, Уилл, я не собираюсь дезертировать. Кем ты меня считаешь? Каким-то избалованным лорденышем? Если ты еще не знаешь, выбора у меня нет. Я буду служить или умру. Буду носить черное или саван. Но конечно, не думаю, что ты поймешь.
Но Уилл понимал. Служить или умирать. Это была теперь его жизнь, Черного Брата, но он знал, что бывший принц убьет его, если он это скажет. Поэтому он молчал, пока сон не одолел его, холодная ночь текла медленнее, чем ночи раньше, и Таргариену пришлось потрясти его, чтобы разбудить.
– Вставай, – сказал командир, мрачнее, чем когда разговаривал с Уиллом раньше. Уже рассветало, и оглянувшись, он увидел, что Гареда нет.
– Он не вернулся, да? – спросил он. Таргариен покачал головой.
– Не вернулся, – подтвердил он. – И теперь мы пойдем его искать, и этих его одичалых. И боюсь, так и надо было сделать с самого начала.
Про себя Уилл согласился. Или они оба должны были пойти с Гаредом, или же не посылать его одного вовсе, но Таргариен не стал бы его слушать. По крайней мере, теперь он понимал свою ошибку.
Они молча подъехали к утесу, где Уилл нашел одичалых, Таргариен был задумчив, а сам Уилл напряжен. Что-то здесь было не так, он знал это. Что-то не имело смысла. Что-то в холоде…
– Остановимся здесь? – спросил командир. Они подъехали к большому железному дереву, и его жеребец замедлился. Кивнув серебреволосому юнцу, он спешился.
– Лучше дальше идти пешком, милорд.
На лице Таргариена было неразличимое выражение, но он тут же соскользнул с седла и обнажил острый нож. Он оглянулся по сторонам, словно искал что-то, остановившись вскорости, когда увидел невдалеке кострище.
– Я так и знал, – тихо пробормотал он. Оглянувшись к Уиллу, он спросил. – Этого костра тут не было вчера, верно?
Трудно было вспомнить, если честно, но он сомневался, что он тут был. Уилл покачал головой.
– Как я и думал, – сказал Таргариен. – Похоже, Гаред сглупил прошлой ночью, и скорее всего, тем самым засветил свою разведку. Мормонт меня за это освежует.
Огонь мог выдать что-то, это он знал, но мог и привлечь к себе кого-то.
– Нет смысла плакать над разлитым молоком. Веди.
И они пошли через чащу, потом пошли вверх к невысокому холму, где Уилл нашел точку, откуда можно было наблюдать. Под тонким слоем снега земля была влажной и грязной, скользкой, усеянной камнями и корнями, о которые можно было споткнуться. Уилл не произносил ни звука, поднимаясь, и также молчал его командир за его спиной.
Большое страж-дерево стояло на вершине холма, там где оно и должно было быть, нижние его ветки начинались в футе от земли. Уилл скользнул под них, животом в снег и грязь, и посмотрел вниз на открывшуюся долину.
Его сердце остановилось в груди. Секунду он не смел дышать. Солнце светило вниз, освещая пепел кострища одичалых, покрытую снегом скалу, полузамерзший ручей. Все было как вчера, кроме одного.
Одичалые исчезли. На месте, где лежала груда тел, оставалось только одно, которое Уилл сразу узнал.
Гаред.
Он лежал лицом вверх, его руки были раскинуты, одна рука сжимала меч, меч, который был словно расколот чем-то острым, как лед. Никакой топор одичалых не мог такого сделать.
Он услышал, как Таргариен вздохнул за ним. Уилл понял, что он тоже это увидел.
– Ты был прав, – вздохнул он. – Великие боги, ты был прав, и Гаред был прав. Мы не должны были сюда приходить.
Это Уилл и так знал. На лице Таргариена была боль, почти паника.
– Нам нужно сжечь его тело и возвращаться к Стене. Лорд-командующий захочет это услышать, как и главный рейнджер. Все это очень нехорошо.
Через некоторое время они спустились вниз, с оружием наготове и настороже, но там ничего не было. Ничего, кроме Гареда, чьи руки и ноги были неподвижны и холодны. Уилл и Таргариен собрали костер так быстро, как только смогли, и положили его на него, когда закончили. Когда Уилл разжег огонь, командир осмотрел окрестности и останки меча Гареда. Он нахмурился, глядя на него, словно пытался заставить его выдать его тайны, но ничего не вышло.
– Что-то здесь не так, – задумчиво сказал он Уиллу. – Одичалые были здесь, ты сказал, но теперь они пропали. Гаред пришел сюда, и тут его тело, но не видно его ран, а его меч больше не меч. Все это похоже на… На сказки Старой Нен.
Уилл не знал, кто такая старая Нен, но не стал спрашивать. Таргариен рассмеялся. Короткий взгляд показал, что на его лице не было веселья. Он был явно взволнован.
Когда тело Гареда наконец занялось огнем, на лице Таргариена появилась торжественность.
– Ночь собирается, и начинается мой дозор. Он не окончится до самой моей смерти. Я не возьму себе ни жены, ни земель, не буду отцом детям. Я не надену корону и не буду добиваться славы. Я буду жить и умру на своём посту. Я – меч во тьме; я – дозорный на Стене; я – огонь, который разгоняет холод; я – свет, который приносит рассвет; я – рог, который будит спящих; я – щит, который охраняет царство людей. Я отдаю свою жизнь и честь Ночному Дозору среди этой ночи и всех, которые грядут после неё… И теперь его дозор окончен.
Оторвав взгляд от пламени, Уилл увидел, что Таргариен все еще смотрит в него, но на его лице больше не было торжественности. Он казался завороженным тем, как языки огня пляшут вверх и вниз. Вдруг он словно увидел самих Семерых в огне и резко отступил, напугав Уилла.
– Милорд? – позвал он командира. Визерис Таргариен выглядел так, словно увидел в огне призрак, но через несколько секунд собрался.
– Ничего, – прошептал он, качая головой. – Это ничего.
Но даже Уилл видел, что что бы это ни было, и как бы юнец не пытался это скрыть, стереть это из его памяти будет невозможно. И к несчастью, сколько бы расстояния не оставляли они между собой и скалой, как быстро не приближались бы к Черному Замку, невозможно было забыть, что тьма едва не поглотила их, как старого Гареда.
Его мать однажды сказала, что мир обретет конец в огне. Зеленым мальчишкой он широко раскрыв глаза слушал ее сказки о чудовищных созданиях, летавших в небе и сжигавших поля своим огнем. Он был убежден, что когда миру придет конец, то конец этот придет в драконьем дыхании и жаре, жаре столь нестерпимом, что он предпочел бы ему смерть. Теперь же, человеком Ночного Дозора, он уверился, что она ошиблась. Мир закончится не в огне. Их мир закончится во льду… И теперь, он знал, конец был близко.