– Григор Клиган и Амори Лорх. Чьи это рыцари, лорд Аррен? А? Лорд Варис, может быть вы оповестите своего лорда, раз уж он в неведении.
– На службе лорда Ланнистера, – устало ответил лорд Долины и вздохнул. – Я заверяю вас, мои принцы, что лорд Тайвин не имеет никакого отношения к этим ужасным убийствам. Его знаменосцы действовали по своей воле, кем бы они не были. Просто нет доказательств…
– Лорд Аррен, вы казались мне разумным человеком. Благородным человеком, – перебил его Доран. “Ты дурак, если думаешь, что я куплюсь хоть на какую-то чушь, что ты извергаешь из своего рта. Или твоего шпиона”. – Я повторю мой предыдущий вопрос. Дайте мне причину, хоть одну причину, по которой я должен оставаться верным Железному Трону, и я обдумаю ее. Одна причина – все, что мне нужно.
Лорд Долины потерял дар речи. Варис смотрел с любопытством.
– Дорну будут выданы послабления податей, конечно же, – сказал Аррен. – Король Роберт упоминал уменьшение налогов, плюс особые привилегии, – его слезящиеся глаза обратились в сторону Оберина. – Король имеет право узаконивать тех, кто родился в стороне от брачной постели. Если вы захотите, будет сделано и это.
– Лорд Ренли Баратеон правит Штормовым Пределом, и насколько я знаю, он в возрасте принцессы Арианны. Мы можем заключить помолвку, если пожелаете, принц Доран.
Оберин прищурился и выпрямился в кресле:
– Пытаетесь нас подкупить, лорд Аррен? – он придвинулся к старому посланнику, так близко, что между ними почти не было расстояния. – Пытаетесь? Ведь так?
– Оберин, – предупредил его Доран. Как бы он не хотел сам задушить Аррена, с некоторыми вещами следовало разобраться. Его брат яростно оскалился и еще раз злобно оглядев Аррена вышел из комнаты. “Хорошо”, – подумал Доран. “Пусть знают. что мы не шутим”.
Когда тяжелая дверь затворилась за Оберином, Доран притворился, что вздохнул.
– Я приношу извинения за своего брата, милорды.
Лорд Аррен отмахнулся.
– Это неважно, – устало сказал он.
– Нам всем известна… дерзкая натура принца Оберина, – Варис покачал головой, притворяясь опечаленным. – Мы не держим на него зла за его скорбь о его леди-сестре.
На некоторое время в зале повисла тишина, и Доран оглядел оппонентов. Аррен, верный врагу, Варис, чья верность непонятна. Как бы он хотел, чтобы этого никогда не случилось. Он задумался, что бы случилось, если бы он просто закрыл границы Дорна и навсегда отделился от остального Вестероса, вместо того, чтобы выслушивать предложения мира от послов. Оберин предложил это, когда они получили известия о последних Таргариенах – тех, которые могли бы послужить орудиями добытия справедливости, но захваченные Баратеоном. Очень многие из его лордов считали это самым логичным вариантом с самого дня падения Королевской Гавани, в том числе Айронвуды. Но Доран медлил с принятием решения. “Не только о мести я должен думать, как бы я не жаждал ее. Дорн, мой народ, мои лорды, мой дом. Оберин, Мелларио, Арианна и Квентин. Ради них я не могу позволить себе ослепнуть от ярости”. И это было трудно, и это было слабо сказано.
– Мы слышали о падении Драконьего Камня, – наконец сказал Доран, нарушая тишину. Он давно испытывал по этому поводу любопытство. – И о том, что двое оставшихся детей королевы Рейлы живы.
Он не назвал их детьми короля Эйриса, и это вызвало огонек изумления в глазах Десницы.
– Принц Визерис и принцесса Дейнерис, верно, – сказал Десница,еще более ровным тоном, чем раньше. Доран подозревал, что на эту тему в окружении узурпатора спорили часто. Ведь ходят слухи, его собственный брат пошел против него. Плохое начало для новой династии.
– Лорд Станнис взял их на свое попечение, – сообщил Аррен. – Юный принц будет отправлен на воспитание на Север, к лорду Эддарду Старку, когда ему исполнится восемь.
Лорд Варис издал непонятный звук.
– Винтерфелл ему очень подойдет, – заявил он.
Доран подозрительно прищурился. “Значит, это будет Стена. Вот куда мальчик отправится, когда достигнет возраста?”. На самом деле, в этом был смысл: воспитать последнего Таргариена в суровой, тяжелой земле, чтобы подготовить его к суровой, тяжелой службе. Если бы он смог сбежать, возможно, Доран обдумал бы вариант сделать его королем, может быть, сделать Арианну его женой, чтобы Дорн получил королеву, которой его лишили, отобрав Элию. Но теперь не было смысла об этом думать.
– Понимаю, – признал Доран. Он никогда не встречал узурпатора, а тем более его младшего брата, но то, что он отказался предоставить Роберту трупы детей Таргариенов говорило в пользу Станниса Баратеона. Он был бы лучшим знаменем восстания, чем то, которое выбрали Аррен и Старк. “Если бы он атаковал Королевскую Гавань, Элия осталась бы жива”, – подумал Доран. Но боги были жестоки, и это оказался Тайвин Ланнистер.
Он думал об этом вечером того же дня, глядя в Теневой Город за Ветряными Стенами Солнечного Копья. Ветер колыхал влажный воздух, и Доран едва не вздрогнул, ощутив напряжение в нем. Город к западу от замка был полон жизни, бордели и пивные были полны людьми. Лавки мастеровых грудились вдали, в одних еще кипела жизнь, другие же уже были темны и молчаливы, словно крипта, в которой похоронили тело Элии рядом с обезображенными останками ее детей.
– Знак почтения от короля Роберта, – сказал Варис. Дорану захотелось его за это придушить. “Что ты знаешь о почтении, евнух? Что ты знаешь о долгах Дорна?”
Мелларио не пришла к нему тем вечером. Или это Арео Хотах спросил его, хочет ли он видеть миледи в этот вечер – Доран не помнил. Он не помнил, что он ответил, только то, что часами оставался у окна, глядя в бездну ушедших воспоминаний. О его матери, произведшей на свет милую, нежную девочку после того, что случилось с Морсом и Оливаром. О маленькой Элии, игравшей в Водных Садах с маленьким Оберином. Какой она выросла – полной нежной красоты, быстрого ума и хлесткого остроумия. Ее свадьбу с Рейгаром – когда титул “принцесса” получил другое значение. Рождение дорнийки Рейнис и валирийца Эйгона, гордость на лице Элии, когда она смотрела на эти чудеса, что она выносила в своем чреве. Ее дочь-принцессу, такую же, как она, ее сына-принца, который станет королем.
В его разуме повисла тишина, заглушая музыку, доносящуюся со двора внизу. “Который должен был стать королем”, – поправился Доран, осознав свою ошибку. “Но больше этого не будет”.
Но дорнийцы не мучаются долго над ошибками прошлого, не сожалеют. Они собираются с силами. И побеждают.
Таким нашел его брат: спокойным, мрачным, погруженным в мысли. Стражники были предупреждены, чтобы никого не пускали к нему без соизволения, но Оберин всегда был исключением. Он был яростным, горячим, полным жажды мести – и все же Доран знал, что он был еще и умен, ведь он почти выковал цепь в Цитадели, к тому же он был коварен, знающим толк в ядах и заговорах, настолько искусным, что Доран рядом с ним был всего новичком. Его брата всегда с радостью ждали в комнатах принца. Но вот гость, с которым он пришел…
– Уже поздно, – холодно сообщил Доран. – Наш… разговор можно продолжить завтра, лорд Варис.
Евнух хихикнул, но не ответил. Вместо него заговорил Оберин:
– Брат, ты должен это выслушать! Долгие годы в Дорне не слышали новостей лучше. Мы были дураками, надеясь на Визериса, когда… Нет, лучше тебе услышать самому. Мы получим нашу месть.
В змеиных глазах Оберина светился огонек. Варис казался развеселившимся, молчаливым, но на его устах играла легкая улыбка. “Чего ты хочешь, Паук? Что такого ты сказал, что так обрадовало Оберина? Во что ты играешь?”.
Доран вздохнул. “Я выслушаю его”.
– Говорите, лорд Варис. Рассказывайте.
– О, – послушался Варис. – Конечно, мой добрый принц.
И он заплел ее – паутину шелковых слов, обрываемую резкими замечаниями Оберина и собственным хихиканьем Паука. Хорошо заплетенную историю, это Доран мог признать. “Да это же просто песня”, – усмехнулась бы Элия. И это была просто песня. Подмененный принц, которого все королевство считает мертвым, оказывается живым, и вот он возвращает королевство, отобрав его у тех, кто узурпировал его трон. Слишком хорошо, чтобы быть правдой. Доран колебался, не желая верить евнуху.