– Чтобы нанести последний удар?
– Скорее всего. Ты же знаешь, он не самый понимающий человек в мире.
Малахит фыркает.
– Слабо сказано. Неужели поцелуй Люсьена выбил из тебя всю дерзость?
Я застываю на месте.
– Т-ты знаешь об этом?
– Я знаю, что он не перестает улыбаться как идиот, – вздыхает Малахит. – Прочесть тебя тоже не так уж сложно, хоть я и не провел рядом с тобой полжизни. Что-то очень сильно тебя беспокоит. Дело в твоих чувствах к нему?
Легко прочесть? Он понятия не имеет, о чем говорит. Я смеюсь наигранно легким смехом.
– Не все в жизни связано с любовью, Малахит.
Он буравит меня одним из самых серьезных своих взглядов, что для него довольно необычно.
– Нет. Только те вещи, которые имеют значение.
Его слова звучат мудро. Обычно он более легкомысленен.
– Ты присмотришь за Фионой? Если заявится Гавик, ей, считай, конец. А я не готова снова позволить кому-то погибнуть у меня на глазах.
– Снова? – резко спрашивает Малахит. Его черные зрачки сжимаются в точки, фокусируясь на моем лице. Он все схватывает на лету, а может, это просто я глупая и медлительная. После поцелуя Люсьена меня не отпускает чувство, будто я иду сквозь зыбучий песок, сквозь тягучее расплавленное железо.
Это конец, не так ли? Малахит был всего лишь приятным другом. Другом ли? Знакомым. Не таким уж и близким.
Еще один мой безобидный секрет ничему не повредит.
– Когда я была помладше, мне встретились пятеро бандитов, – начинаю я, слова ворочаются у меня во рту, словно медные монеты, с привкусом и запахом крови. – И я убила их всех.
Малахит молчит, глядя на меня, и с высоты лошади он кажется ниже, чем обычно. Будто бы и не способным вмиг разрубить меня пополам своим палашом.
«Один старый, один молодой, один без левого глаза, один с кривой ухмылкой и один, который все время улыбался, что бы я с ним ни делала».
ДЕВОЧКА-УБИЙЦА. УЖАСНАЯ ДЕВОЧКА.
– С тех самых пор, – говорю я, не обращая внимания на слова голода, – я не хочу иметь отношение к чьей-либо смерти.
– Траган дхим аф-артора аф-реюн хорра, – отвечает Малахит, и его багровые глаза на миг становятся еще серьезнее.
– Переведешь?
– Какими нам всем следует быть, но какими мы быть не можем.
Я натягиваю слабую улыбку. Прекрасная фраза – грустная, возможно, очень подходящая тем, кто веками сражался с ужасающими валкераксами. Лошадь Люсьена, знакомая с ритуалом омовения, трогается с места. Моя кобыла хочет последовать за ней. Я в последний раз смотрю на Малахита.
– Всегда считала, что, когда ты говоришь на языке подземников, твой голос звучит прекраснее всего, – признаюсь я.
С этими словами я пускаю лошадь рысью, оставляя Малахита и его мудрые изречения позади.
Путь оказывается недолог, но полон опасностей: низко свисающие ветви и крутые ямы на старых охотничьих тропах. Придворные, за всю свою жизнь почти не выезжавшие за пределы Ветриса, считают такие опасности захватывающими. Поездка сопровождается пронзительными вздохами и взволнованными вскриками, Фиона одна из немногих сосредоточенно смотрит вперед. Когда Люсьен наконец останавливается на опушке, недалеко от черных скал, мы все спешиваемся. Улла и остальные слуги, отправившиеся с нами, остаются присматривать за лошадьми и привязывают их к ближайшим деревьям.
Внимание всех, кажется, приковано к скалам, и я тоже присоединяюсь к дворянам, сбившимся в кучку неподалеку. Прямо в центре скального круга, словно идеальное украшение, покоится сапфировая вода. У Голубого Гиганта в небе сейчас новолуние и он почти скрыт во тьме, но Красные Близнецы полны и проливают кровавый свет, мерцающий на поверхности воды лиловыми бликами. Слуга приносит корзину ароматных пряностей и цветов и бросает их в озерцо. От упавших на воду лепестков по неподвижной глади плывут круги. Заметив меня, Люсьен улыбается.
СКОЛЬКО ЕЩЕ ПРОДЛИТСЯ ЕГО СЧАСТЬЕ? – скрежещет голод.
Я настолько занята укрощением голода, что не замечаю изобилия обнаженной плоти вокруг до тех пор, пока Люсьен не снимает рубашку; лунный свет выделяет темные ямочки на рельефных мышцах его спины, острые лезвия плеч. Я мельком замечаю татуировку черного орла, перья обвивают плечо, когти вцепляются в бицепс. Фиона, в отличие от остальных аристократов, которые уже ринулись в воду, хихикая и исподтишка восхищаясь наготой друг друга, стоит абсолютно одетая.
Улла подходит к нам, требуя разоблачиться и присоединиться к остальным в источнике. Я жду, что Фиона будет смущаться, но она мгновенно стаскивает платье через голову, оставаясь лишь в нижней сорочке. А затем направляется к источнику, прислонив трость к ближайшему камню.