Вот, кстати!
– Вилли, – позвал его Ян. – Иди-ка сюда…
Вилли подошёл – благо и был недалеко, препирался с Ворчуном, да пересказывал ему перипетии минувшего боя.
– Что с ним, – кивнув на Накату, спросил жалостливо. Уж больно плохо тот выглядел.
Ян пожал плечами:
– Если б знать! Ты мне лучше скажи, ты эту дрянь на ранах размазывал, или как?
Вилли задумался на секунду, потом честно признался:
– Не помню. Мне сразу так хреново стало, что я вырубился.
Больше Ян не колебался – время уходило, и приходилось решаться. Зачерпнув полную горсть жидкости, больше похожей на густые, свежие сливки, он принялся обильно намазывать её на обнажённую, чёрную ногу Накаты. Тот почти сразу зашевелился, заворочался, застонал. Ничего, пусть лучше стонет, чем просто лежит бревном. Густо намазав раны, особое внимание уделив больной ноге, Ян мгновение поколебался и вылил ещё немного в рот товарищу.
Пару минут после этого Наката лежал относительно спокойно. Ворочался, но и только. Потом его выгнуло дугой. Затрясло. Перевернуло.
Ян замер, боясь дохнуть – подействовало! Рядом напряженно сопел Вилли.
Впрочем, его быстро сдуло с места руганью Ворчуна. Строри язвительно осведомлялся, намерен ли кто-то оказать ему помощь, и если нет, то какого… и почему… Дальше Ворчун перешёл на гномий, и понимать его стало сложно.
Но не для Вилли, который-то понимал всё. Гном подхватился, цапнул бурдюк с бесценной жидкостью, и побежал к старшему товарищу.
Накату, а вслед за ним и Строри, крутило-вертело до глубокой ночи. Ян и Вилли извелись в ожидании. Если бы Ян не видел, что сделал регенерин с Вилли, он бы давно уже впал в отчаянье. Напрасное – как оказалось глубоко за полночь. Бог весть, сколько было времени, – не сохранился их хронометр, – когда Ворчун первым поднял голову с подстилки и хриплым, но вполне себе бодрым голосом сказал:
– Воды кто-нибудь даст или мне тут от жажды помирать? Да и пожрать бы не мешало!
Вилли подпрыгнул от неожиданности, и сразу же бросился хлопотать вокруг родственника. Ян сжал товарища в объятьях, но только на миг. И сразу вернулся к Накате. Тому пришлось туго, но даже ночью, при неверном, тусклом свете костерка, было видно, как меняется его нога. Как изменяется её цвет, как она становится на время совершенно белой…
Наката пришёл в себя парой часов позже Ворчуна – такой же обессиленный, измученный жаждой и зверски голодный.
Умилённо глядя на то, как раненные уписывают за обе щеки их невеликий сухой паёк, Вилли пробурчал:
– Вот странно только, чего так жрать-то хочется…
– Так ведь регенерация, – туманно пояснил Ян. – Организм борется с болезнью, требует подпитки.
Ворчун, на миг оторвавшись от куска вяленой мамутины, пояснил с набитым ртом:
– Болит всё и чешется. Зарастает!
То, что зарастает, это уже проверили. У Вилли на месте застарелых ран, покрытых мазью и бинтами – только рубцы свежие, розово-белые. Наверняка, сейчас такие же у Ворчуна. И у Накаты!
Глядя на эти рубцы, Ян крякнул и тихонько спросил Вилли:
– Слушай, сколько у нас регенерина осталось?
– Да с пару пинт, пожалуй, – ответил тот без особой уверенности. – Что, решил помазать свои царапины?
Ян категорически отказался мазаться, либо же принимать внутрь. Но сейчас, при взгляде на приходящих в себя товарищей, все его синяки, ушибы и ссадины болели лишь сильнее.
– Найди пустую флягу, – сказал он, подумав. – Налей. Мало ли – пригодится!
Сам присел рядом с Накатой. Тот чувствовал себя значительно бодрее, но опираться на больную ногу ещё не рисковал. Да и сама нога выглядела неважно: вся в узлах, белесых рубцах и шишках. Нормального, человеческого цвета кожи на ней практически не осталось.
– Ну как ты?
Ниппонец меланхолично пожал плечами, разглядывая экран «навигатора», который забрал сразу после того, как окончательно пришёл в себя.
– Идти сможешь?
Опять молчаливое пожатие плечами.
Ян замолчал.
Наката сидел все так же, не раскрывая рта, изредка нажимая кнопки и внимательно вглядываясь в картинку.
Вокруг царила удивительная тишина, и Ян на мгновение почувствовал, как полузабытое детское ощущение накатило на него. Вот так же они, бывало, с Накатой сидели по вечерам, наслаждаясь покоем и одиночеством, понимая друг друга без слов – одними только мыслями.
Кабы еще не два гнома, ведущих себя, подобно уличным мальчишкам – веселились, фыркали, пихались… Право слово, как дети. Разве что в голос не шумели.
– Тихо вы! – шикнул на них Ян.
Тут Наката заговорил.