Ильина знали на эскадре как отличного и храброго офицера. Сдержанный, спокойный, он не терялся в самых тяжелых обстоятельствах боевой обстановки.
Спиридов, ни минуты не сомневаясь, назначил Ильина командиром брандера.
В ночь на 26 июня отряд капитан-командора Грейга двинулся в бухту. За ним пошли, ощетинившиеся железными крюками, четыре брандера, каждый вел на буксире по десятивёсельному катеру.
На палубе концевого брандера находился лейтенант Ильин. Он удовлетворенно осматривался: отменно потрудились матросы Ганнибала! Вдоль бортов стояли бочки и ящики с порохом, на реях висели обвязанные просмоленными веревками холщовые мешки с селитрой, на палубе — «ковер» из промасленных тряпок и пакли. Ильин заглянул в трюм — там лежал слоями сухой плавник, обсыпанный тертым пушечным порохом; через прорубленные в бортах отверстия гудел ветер. Не судно, а плавучий зажигательный снаряд…
Проверив брандер, Ильин вернулся на «Гром» — командовать батареей.
В начале второго ночи корабли с дистанции двух кабельтовых открыли по туркам артиллерийский огонь. Турки не остались в долгу.
Брандеры лежали в дрейфе позади русских кораблей, вне огня противника. Моряки неотрывно наблюдали за линейным кораблем «Ростислав»: там находился Грейг, оттуда дадут сигнал атаки.
Отряд Грейга усилил огонь. Снаряд с «Грома», возможно выпущенный батареей Ильина, вызвал пожар на вражеском корабле. Его соседи стали отходить. Пожар отвлек турков от наблюдения за бухтой.
С «Ростислава» взметнулись три ракеты: брандерам идти в атаку. Ильин быстро спустился на шлюпку и направился к своему «снаряду».
Вскоре из-за громадных корпусов линейных кораблей выскользнули три парусника. Но их подстерегали неудачи: первого перехватили турецкие галеры, он взорвался, не дойдя до крупного корабля; второй сел на мель и был сожжен береговой батареей; третий навалился на горевший корабль. Остался брандер Ильина.
— Не зажигайте, пока не сцепитесь с неприятелем! — крикнул Грейг, когда суденышко проходило мимо «Ростислава».
Опасаясь расстрелять брандер, русские прекратили огонь.
Ильин взял курс к 84-пушечному линейному кораблю. Дул попутный ветер, брандер бежал быстро.
Освещенный с одной стороны луной, с другой багрово-красным заревом пожара, брандер был виден как на ладони, но турки не стреляли. Гассан-паша решил, что парусник везет известие о капитуляции русской эскадры. Адмирал уже приказал приготовить кандалы; посланцы русских будут немедленно отправлены к султану, их провезут по Константинополю в железной клетке.
И вдруг моряки 84-пушечного корабля завопили от ужаса: на мачтах парусника раскачивались мешки с порохом. Турки бросились к пушкам, но брандер уже навалился на корабль. Ильин и его матросы крюками прикрепили суденышко к высокому деревянному борту. Матросы прыгнули в шлюпку, а Ильин поджег порох. И вот уж пламя лизнуло просмоленные доски. Тогда лейтенант пересел в шлюпку, и матросы тотчас налегли на весла.
Вскоре раздался грохот — в воздух взлетели и брандер, и линейный корабль. Горящие обломки обрушились на палубы турецких кораблей.
В бухте стало светло как днем: горели линейные корабли, фрегаты, каравеллы. Как гигантские свечи, пылали десятки мачт. То на одном, то на другом корабле взрывались крюйт-камеры.
А Ильин уже подошел на шлюпке к своему «Грому». Лейтенанта обнимали, горячо поздравляли с победой. Но тот спешил на свою батарею. Вместе с другими кораблями «Гром» возобновил бомбардировку скопища турецких судов.
К трем часам ночи Чесменская бухта напоминала кратер гигантского вулкана. В воздух беспрерывно взлетали обломки палуб, мачт, надстроек. Заглушая выстрелы, ревело пламя.
«Пожар турецкого флота сделался общим, — записал в своем журнале капитан-командор Грейг. — Легче вообразить, чем описать ужас, остолбенение и замешательство, овладевшее неприятелем. Турки прекратили всяческое сопротивление даже на тех судах, которые еще не загорелись. Целые команды, в страхе и отчаянии, кидались в воду; поверхность бухты была покрыта бесчисленным множеством спасавшихся и топивших один другого. Страх турок был до того велик, что они не только оставляли суда… и прибрежные батареи, но даже бежали из замка и города Чесмы, оставленных уже гарнизоном и жителями».
Турецкий флот был уничтожен. Шестьдесят три корабля сгорели, шесть захвачены в плен.
«Честь Всероссийскому флоту! — писал адмирал Свиридов в Адмиралтейство-коллегию. — В ночь с 25-го на 26-е флот турецкий атаковали, разбили, разгромили, подожгли, в небо пустили и в пепел обратили…»