Внезапно мне кажется, что я не уклонилась от пули. Такое ощущение, что я упустила что-то важное.
Я начинаю отворачиваться, но рука обхватывает мое запястье и тянет меня назад. Я прижимаюсь к твердой поверхности мускулов и татуировок.
— Сколько стен? — его рот прижимается к моему уху, на этот раз более настойчиво.
— Что? — я поднимаю глаза на него.
Я так хочу прижаться к нему губами и не знать ответа. Ощущение того, что он так близко, переполняет меня, заставляя мои эмоции идти наперекосяк.
— Сколько стен мне нужно разрисовать, чтобы ты меня простила? — его голос грубый, а взгляд на тысячу миль вглубь.
Я поднимаю на него глаза, не пытаясь скрыть эмоции, бурлящие во мне вместе с текилой.
Каждая частичка меня болит за него. Даже сейчас его выражение лица говорит о том, что во всем клубе есть только мы.
Без разрешения моя рука скользит по его груди к плечу, пальцы проводят по линии татуировки под рубашкой. Ту, которую выбрала я.
Но он не хочет меня. Он хочет прощения. Отпущения грехов.
Потому что он готов жить дальше, а если я буду умной, то найду способ жить дальше.
— Слишком много, — шепчу я, прежде чем отстраниться.
8
КЛЭЙ
Черт, все пошло не так, как я планировал.
Нова двигается на танцполе, подняв руки над головой, и в ее розовых волосах отражается свет.
Мои «Кодашьяны», как она их называет, машут из-за столика, покачиваясь вместе и посылая возбужденные взгляды.
Единственная женщина, к которой я испытываю интерес, это та, что танцует с Брук.
Я сказал себе, что приду сегодня, чтобы доказать ей, что мы можем сосуществовать. Но все пошло наперекосяк.
Она не хочет иметь со мной ничего общего, а я понял, что не могу сделать ни одного вдоха, не думая о ней.
Когда я увидел ее сегодня вечером, это было похоже на зарядку на максимальной мощности. В ее ярких глазах плясал огонь. Ее блестящие губы заставили мой член встать и обратить на себя внимание.
Она похожа на все слабости, которые я когда-либо отрицал: ее волосы спадают волнами на плечи, а платье обнимает каждый изгиб, который я так и не смог запомнить руками. Или моим языком.
Более того, она серьезная, веселая и такая жизнелюбивая, что это причиняет боль. Я бы ходил за ней на коленях, если бы она попросила меня об этом.
Мы — ничто.
Это было неправдой, когда я это писал, и еще меньше правда сейчас.
Притворяться, что мне было все равно месяц назад, было адом. Изображать мудака, который причинил ей боль, сейчас еще хуже.
Она ненавидит меня.
Я страдаю из-за нее.
Я хотел невинную, вопрошающую девушку, которая приехала сюда, и еще больше я хочу женщину, которая красит стены и бросает в меня упреки сейчас.
Предполагалось, что ее отъезд спасет нас обоих, но я все еще в Денвере, и, оказывается, она не нуждалась в моей помощи.
— Шоты? — удивленно спрашивает Джей, когда я тянусь за своей нетронутой текилой. — Это что-то новенькое для тебя. Я думал, ты за рулем.
— Лимузин за мой счет.
— Хочешь поговорить об этом?
— Не совсем.
— Хорошо, — он хлопает меня по плечу и направляется на танцпол.
Мне не нравится, как алкоголь обжигает мое горло, но я не собираюсь признаваться в этом.
— Не ввязывайся в драку, — говорю я Майлзу, имея в виду парня, которого он чуть не ударил, когда я подошел.
— Потому что ты — образец соблюдения правил, — он ухмыляется.
Если выбирать из всех ребят в «Кодиаке», когда мне нужно с кем-то поговорить, я обращаюсь именно к Джею. Но с тех пор как я храню секрет о «Лос-Анджелесе», мы общаемся не так часто, как раньше.
Он знает, что между мной и Новой что-то было, так же как и он знает, что я не хочу говорить об этом с тех пор, как она уехала.
С другой стороны, мы с Майлзом уже два года в одной команде, и мы шутили, но никогда не говорили ни о чем серьезном. Я уважаю его талант и трудовую этику. Он выглядит таким же расстроенным, как и я, потягивает пиво и смотрит на толпу.
— Что произошло сегодня на площадке? — спрашиваю я, чтобы было чем заняться, а не только глазеть на Нову.
— Я надрывался, выполняя двойные тренировки в тренажерном зале, но ничего не получается. Приходит Новичок, и все как по маслу. Парень, блядь, пукает, и мяч попадает в цель, — он машет обеими руками, и мой рот дергается.
— Знаешь, когда ты на площадке, то опаздываешь на пол удара. Идеальный бросок не будет идеальным, если ты не окажешься где надо в нужный момент.
Он смотрит на меня.
— Ты всегда оказываешься где надо в нужное время.