Я не хочу видеть никого из команды, поэтому иду к раздевалке более длинным и людным путем.
Музыка пульсирует в моих ушах, вибрирует в мышцах, суставах, коже.
Когда я выхожу в один из коридоров, каждая частичка меня напрягается. Я останавливаюсь, и моя сумка ударяется об пол.
Она стоит спиной ко мне, задние карманы ее узких джинсов на уровне моих глаз, потому что она стоит на лестнице, опираясь на одно бедро. Ее волосы рассыпаются по плечам, наушники на ушах между розовыми прядями.
Она здесь.
Нова у меня на работе, в моих джунглях, словно розовая неоновая вывеска «В твоих мечтах».
В моем нутре возникает чувство не грусти, а тоски. Пульсирующая боль, которая разрастается, пока не поглощает всего меня.
Я не забыл ее.
Ни на один процент, ни за что.
Заставив себя двигаться, я хватаю сумку и меняю направление.
— Во что, черт возьми, ты играешь? — я захлопываю за собой дверь кабинета Харлана.
Харлан удивленно поднимает глаза.
— У тебя игра.
— Игра может подождать.
— Я понятия не имею, о чем ты говоришь.
Я бросаю сумку и меряю шагами комнату.
— Не лги мне. Мы заключили сделку. Ты переведешь меня в Лос-Анджелес, если я буду держаться подальше. Как, черт возьми, я должен это делать, когда она маячит у меня перед глазами?
— Кто?
— Нова, — произносить ее имя больно. Боль в груди укореняется, углубляется и распространяется на легкие, внутренности.
Выражение лица Харлана становится резче.
— Невозможно. Она вернулась в Бостон.
Я тычу пальцем в дверь.
— Она на лестнице в холле, смотрит на стену, как будто играет в НВ, блядь, О.
Он хмурится, его взгляд падает на стол.
— Ты не знал, — понимаю я.
— Гала-концерт в честь десятой годовщины в феврале. Джеймс хочет сделать из этого шоу, триумф. Знаменитости, музыка, искусство.
Владелец — избалованный богатый засранец, которого больше волнует обертка, чем содержание, но я не уверен, какое он имеет отношение к…
Искусство.
Кусочек встает на место.
— Он хочет, чтобы она расписала стену.
— Какую стену? — спрашивает Харлан.
— Большую, блядь, пустую стену в фойе.
Харлан вздыхает.
— Я поговорю с ним. Если он еще не заключил контракт, может быть, есть время избавиться от нее. Если, конечно, ты этого хочешь, — он отступает, и я уже вижу, куда он клонит. — Это был бы большой прорыв для нее. Ее рисунки на аукционе — это одно, но фреска для команды? Ее увидят миллионы людей. Ее карьера взлетит вверх.
Черт возьми.
Я знаю, как важно добиться успеха. Она талантлива и трудолюбива, и она этого заслуживает. Она сделала все, чтобы быть независимой и стоять на своих ногах. И если я положу этому конец, то буду тем придурком, который отнял это у нее.
— Наша сделка в силе, — напоминает он мне. — Ничего не должно измениться.
Сделка, по которой он переводит меня в Лос-Анджелес, практически гарантируя мне золотое наследие, на которое я потратил всю свою карьеру, и все, что мне нужно делать, это держаться от нее подальше.
— Да, и как продвигается эта сделка? — спрашиваю я, нуждаясь в том, чтобы сосредоточиться на чем-то, а не на девушке, живущей в моей голове.
— Еще несколько недель.
Я смотрю на фотографии на его стене. Команды, с которыми Харлан работал на протяжении многих лет.
Он хочет победить здесь. Мы с ним расходимся во мнениях по многим вопросам, но он не пойдет на компромисс с этой целью.
Возвращение Новы — не дело рук Харлана. Он может издеваться над людьми, но он не готов рисковать будущим команды.
Нет, это владелец навязывает свою легкомысленную волю и понятия не имеет, во что ввязывается.
Что в некотором смысле делает ситуацию еще хуже, потому что мне не на ком сорвать злость.
Звонит мой телефон.
Тренер.
Я нажимаю «Принять».
— УЭЙД! Мне плевать, сколько стоит твоя задница…
— Буду через пять минут, — отвечаю я и отключаюсь.
Я засовываю телефон в спортивные штаны и достаю наушники.
— Она должна работать, когда команды здесь нет. Она будет мешать.
Я направляюсь к двери и успеваю дойти до нее, прежде чем слышу, как стул Харлана заскрежетал по полу, когда он поднялся.
— Ты заботишься о ней, не так ли? — спрашивает он. Его голос стал ниже, чем прежде.
Я надвигаю наушники на уши и делаю вид, что не слышу его.