Майлз наклоняется.
— Если я могу помочь в этом деле…
Она улыбается в свой напиток.
— У меня есть твой номер.
Я всегда думал, что лиге нужно больше качественных защитников. Жаль, что мы останемся без одного, когда Майлз умрет примерно через пять чертовых секунд.
У меня нет проблем с тем, что женщина берет все в свои руки. Это здорово и сексуально, и, наблюдая за тем, как Нова делает это, я получил достаточно, чтобы продержаться до матча всех звёзд. Но если эти руки принадлежат кому-то другому…
— Я серьезно. Если хочешь поэкспериментировать, я за, — продолжает Майлз, не обращая внимания.
Мой мозг в секунде от взрыва, и, клянусь, я слышу, как тикают часы.
— Ты не в ее вкусе, — говорит Мари Майлзу. — Нове нравятся хорошие мальчики.
Я кашляю.
— Моя сестра права, — говорит Нова, переводя взгляд на меня и ерзая на стуле. — Мне нравятся мужчины, которые открыты для чувств. И у которых есть место рядом с их раздутым эго.
Раздаются крики.
Чушь собачья.
Одно дело, когда она думает, что я покончил с этим, что мне все равно, пока это помогает ей жить своей лучшей жизнью. Смотреть, как она смеется с моими друзьями, как к ней пристает мой товарищ по команде, как она ведет себя так, будто у нас с ней никогда ничего не было — это не для меня.
Я напрягаюсь, наклоняясь вперед, чтобы опереться локтями на стол, и при этом сбиваю нож для масла на колени Новы.
— Прости, — бормочу я.
Я тянусь за ним, но она оказывается быстрее, придвигается ближе ко мне и берет с другой стороны.
Моя рука ложится ей на бедро.
Нова резко вдыхает.
— Парень без эго недостаточно хорош, — говорит Майлз, не обращая внимания.
— А что, если он просто скромный? — возражает Хлоя.
Джей ухмыляется.
— В сексе или баскетболе такого не бывает.
Группа продолжает говорить, но я сосредоточен на ней. На ее мягкости. Ее тепле через леггинсы.
Я должен отстраниться, но не делаю этого. Неделями не прикасаясь к ней, сейчас я не могу заставить себя остановиться.
Нова сжимает нож в одной руке, а другой тянется за своим напитком, костяшки ее пальцев белеют, когда она делает большой глоток.
— Ну же, Клэй, поддержи меня, — шипит Джей.
Я опираюсь свободной рукой о спинку кабинки.
— Похоже, у тебя все отлично получается, — моя рука поднимается выше.
Бедра Новы сжимаются, задерживая мои пальцы.
— Это не эгоизм, потому что, прежде чем ты достигнешь этого, ты обязан убедиться, что ты лучший, — встревает Майлз.
Еще дюйм.
Она прикусывает губу, ерзая на стуле.
Они все заняты этой темой, но я думаю только о ней.
— Вот именно, — соглашается Джей. — Ты должен высоко держать голову и знать, что ты заботишься о деле. О всех делах.
Теперь я прикасаюсь к ней.
У Новы перехватывает дыхание, и она издает сдавленный звук. Черт, она горячая. И влажная.
Я потираю костяшки пальцев взад-вперед. Ее глаза встречаются с моими, полные возбуждения и гнева в равной мере. Нова отпихивает мою руку и отходит к бару, оставляя нас смотреть ей вслед.
— Она выпила сегодня три капучино, — сообщает Брук, а остальные пожимают плечами.
Я жду две минуты, прежде чем отправиться за ней, пробираясь по коридору между туалетами.
Потрогать ее в момент безумия в баре? Не лучший мой ход, но я из кожи вон лез. Никогда не мог держать себя в руках рядом с ней, и, думаю, кое-что не изменилось.
Я планирую извиниться, но когда Нова выходит из туалета, она хватает меня за запястье и тащит в темную как смоль кладовку.
— Что, черт возьми, это было? — спрашивает она в темноте.
— Уронил нож.
— Он не упал в мое нижнее белье.
Моя грудь вздымается.
— Вы с Майлзом были в одном коктейле от того, чтобы снять номер.
— Я не понимаю, какое это имеет отношение к тебе.
— Имеет, когда ты мокрая из-за меня, — я тянусь к выключателю и щелкаю по нему. — Однажды ты сказала мне, как сильно тебя возбуждают эти пальцы, — продолжаю я, поднимая руку. — Можешь опробовать их снова, если сомневаешься в своей памяти.
Ее глаза расширяются голубым огнем, розовые волосы рассыпаются по плечам.
— Мое тело больше не командует мной, и я ничего не должна мужчине, который закончил все в письме так же, как это сделал мой бывший.
Она бросает в меня слова, словно нападая, при этом она выглядит раненой. Не обвинение на ее лице, а боль, которая скрывается под ним, выводит меня из себя.
Я хотел дать ей возможность самой сделать выбор, понять, что ее достаточно. Вместо этого я дал ей еще один повод поверить, что это не так.