Прощаясь, Милит все же решился (и эта борьба вместе с решением забавно отразились на его лице, красивом даже для эльфа), наклонился и бережно поцеловал ее в щеку. И даже гром не грянул. Лена слегка улыбнулась, приободрив его. Что с ним? Вроде чмокал уже… или нет? Это стало так несущественно после возвращения шута, мало ли кто ее в щеку целовал, у эльфов это вообще привычка: женщину в щеку поцеловать — это вроде как комплимент сделать.
Милит, как и обещал, прислал Маркуса, усталого, осунувшегося, с посеревшим лицом и красными глазами. Нет, так действительно нельзя. Маркус потер лицо ладонями.
— Правда, мало сплю. Не получается. Не могу спать, когда он стонет. Тихо, тихо… успокойся. От того что ты вскочишь, ему легче не станет. Делиена, ему дают самые сильные лекарства. Когда он не спит, говорит, что терпеть можно. Просто во сне себя не контролируешь. Знаешь, у него лицо уже не черное, так что я начал верить, что это пройдет. Кожа даже не шелушится. Ну… болит. Ожог — это всегда больно. Плечо пока еще черное, но ты знаешь, Ариана так спокойна… Я просто чувствую ее уверенность, что все обойдется.
— Я его не чувствую.
Маркус улыбнулся.
— Конечно. Он спит. Все время спит, как медведь зимой. Просыпается и о тебе спрашивает, потому что тоже тебя не чувствует, а ты тоже спала. Жизнью клянусь, он жив и поправляется.
— Теперь о Гарвине расскажи.
— Гарвин плох, — помрачнел Маркус. — Говорят, что он может выжить, но, по-моему, сами в это не верят… Мне кажется…
Он замолчал. Лена подождала, потом поторопила:
— Ну, Маркус!
— Мне кажется, он не хочет. Даже эльфийской выносливости есть предел. Нельзя было не применять магию, он бы в тот же день умер, а теперь нельзя давать обезболивающее. Он устал.
— С ним есть кто-нибудь.
Маркус опустил голову.
— Ты же знаешь эльфов… Нет, он один. Заходят часто, то Ариана, то Кавен. Владыка бывает. Кайл. Паир был. Хочешь, я…
— Сначала выспишься. С шутом побудет Милит, он пообещал. А потом…
— Я к нему часто заходил. Потому и показалось… Я, наверное, и правда посплю пару часов. Ты не вставай, а то знаю я тебя…
Конечно, Лена вставала, но поняла, что не доберется до больницы. И так продолжалось еще два дня, а потом внезапно стало почти хорошо. То есть где-то побаливало, где-то покруживалось, но она спокойно ходила, не цеплялась не стены, даже ванну приняла. В зеркале над ее туалетным столиком отражалась какая-то жуткая тетка с исчезающим уже синяком на пол-лица. На виске, точно в том месте, что и у шута, был неаккуратный, хотя и небольшой шрам. За разглядыванием этого шрама ее застал Лиасс.
— Если хочешь, я могу смягчить его. Совсем убрать не получится…
— Да ну, — отмахнулась Лена, — я не фотомодель. То есть не красавица, на которую съезжаются посмотреть.
— Со временем он станет почти незаметным.
— Лиасс, это меня мало заботит. Я хочу к шуту. И к Гарвину.
Он присел на столик и посмотрел на нее сверху вниз, но вовсе… в общем, хоть и сверху, но не сверху вниз.
— Не стоит. Просто потому, что ты еще сама не совсем здорова, а пока ты их не видишь, ты не так…
— Я хочу к шуту. Ты намерен меня удержать?
— Нет, — сказал он после паузы. — Шут поправляется и выглядит уже не так пугающе, как в первый день. Ариана почти все время держит его в сне.
— Чтобы я не чувствовала его боли, — понимающе кивнула Лена — и угадала: у Лиасса удивленно дрогнули ресницы. — Да ладно, Лиасс, я уже знаю, как легко вы относитесь к боли и ранам. Если жизни не угрожает, надо потерпеть, и все. Во всяком случае применительно к мужчинам. Сколько прошло лет?
— Восемь.
— Всего или после нашего появления?
— Всего. Восемь лет и четыре месяца. Ты не ошиблась с Дартом?
— Кто знает? То есть с личностью по имени Дарт — нет, а с тем, что вследствие этого случится, пусть разбираются историки. Лет через сто.
— Ты мудреешь, — только и сказал он.
— И становлюсь циничной. Ты можешь мне сказать, как Гарвин?
— Умирает. Слишком глубоко. Поражены легкие. Ему просто нечем скоро будет дышать. Он просит дать ему уйти, и я… я его понимаю.
— А как же десять из ста?
Лиасс покачал головой.
— Самоутешение. У него один из ста… и то вряд ли. Чудес не бывает.
— И это мне говорит маг, — усмехнулась Лена. — Ладно. Подожди.
Вообще, она даже осознать не успела, что делает, а Лиасс не успел понять, что значит это «подожди», а то бы точно за нее уцепился. Удивительно ровная и удивительно однотипная трава колыхалась под ветром. Ни единого сорняка. Даже цветы где-то в стороне. Газонная травка-мутант по пояс. Или не стригли триста лет. Он обязательно будет дома. Потому что есть великая нужда Аиллены Светлой.